Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Россию надо подморозить

"Холодная война" и волна холодов: как зима в Москве находит свое отражение в политических реалиях

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Во время "холодной войны", всегда казалось, что весна не придет никогда, что все вокруг навеки сковано льдом, что лучше предаваться "полуночным мыслям" о смысле жизни, как это делала русская интеллигенция после провала революции 1905 года, в результате чего она стала декадентской, и отчего Максим Горький назвал то время "позорным десятилетием"

Я уже давно смирился с тем, что зима в Москве "сильнее" лета. Для россиян лето - всего лишь передышка, своего рода короткий 'отпуск', а зима - долгие, сумрачные будни. Тридцатиградусные морозы, которые в эту зиму обрушиваются на нас уже во второй раз, являются для меня лишь подтверждением этого. Еще Пушкин писал со свойственной ему поэтической легкостью в своем стихотворении "Зимнее утро", что мороз и солнце делают день волшебным. Снежным и солнечным январским днем русская зима действительно прекрасна. Снег слепит глаза, приятно поскрипывает под ногами, в голубом небе ни облачка, а сухой мороз в безветренную погоду закаляет русский характер. Правда, наслаждаешься всем этим недолго. От мороза начинает перехватывать дыхание, щеки быстро краснеют, брови 'седеют' от инея - становишься похожим на Деда Мороза. Вы торопитесь вернуться домой, пока не отморозили щеки. А в пять вечера уже все равно темно - хоть глаз выколи.

Быть может, нам уже не нравится наша любимая зима? Или мы потеряли интерес к экстремальным условиям зимы? Все же что же мы за особые, не знающие покоя люди! Называть нас северным, субарктическим народом нельзя; мы - не эвенки и не якуты. Якуты, слышал я, свой полюс холода вовсе не любят и считают его наказанием божьим, но они к этому привыкли и живут в согласии и при более низких температурах. Мы же становимся какими-то нервными, разобщенными. Как только начинается зима, мы делимся на два климатических лагеря: на краснощеких любителей мороза и на бледнолицых почитателей слякотной погоды. Раньше все ходили на лыжах, но сегодня и здесь произошел раскол: для одних - наши узкие, покрытые пылью и пахнущие смолой лыжи с чехлом из хлопчатобумажной ткани, без которого их нельзя провозить в метро, стали безбожно дорогими, а для других - до смешного дешевым удовольствием. Последние, став большими людьми, едут теперь в Альпы. Давайте, поглядим вокруг: мы не такие люди, как наши сдержанные северные соседи, финны и эстонцы. Но мы - и не восточный, азиатский народ, и нас нельзя путать с китайцами. Одновременно мы, очевидно, - не западный народ; далеки от нас в плане культуры даже поляки. Наконец, мы и не южный народ - не молдаване и не турки. Очень странно.

Москва в целом неплохо справилась с холодами. В домах было светло и более или менее тепло. Национальной катастрофы не случилось. Конечно, несколько десятков бомжей и пьяных замерзли насмерть. Но к этому привыкли, это уже стало нормой. Каждый водитель, как врач, боролся за жизнь своего автомобиля, но большинство машин, в основном западного производства, слишком нежных для нашего климата, просто испускали дух. Улицы словно вымерли, Москва без пробок напоминала о советских временах. Хозяевами положения снова стали черные лимузины государственных чиновников с синими мигалками, выезжавшие из теплых гаражей.

Насколько я помню, последний раз такие холода стояли в 1979 году. С тех пор москвичей избаловали мягкие 'еврозимы' с частыми оттепелями и здоровенными сосульками на крышах. Вся перестройка прошла под знаком теплых зим. Зачастую для описания политических реалий России используются климатические аналогии. 'Хрущевская оттепель' сменилась брежневскими 'заморозками', продолжавшимися не один год. 'Холодная война' для россиянина ассоциируется не столько с отсутствием боевых действий, сколько с леденящими ветрами. Наши историки не раз объясняли незрелость демократических институтов и нищету России суровым климатом, неблагоприятным для сельского хозяйства, и, как выразился Чехов, для 'уличной жизни'. В России зимние праздники - Новый год и Рождество - всегда были поводом для радости, а любовь к холодным русским зимам была проявлением не мазохизма, а патриотизма. Если утрировать: не любить русскую зиму может в принципе только враг России! Всеобщий закон: приходишь с мороза домой - положено выпить водки. При чем независимо от партийной принадлежности. Сильные морозы в середине и в конце января - закон русской зимы. В мягкие зимы в Москве обычно бывает достаточно холодно даже во второй половине января.

Кстати, в 2006 году этот закон был педантично соблюден, как будто его перед этим приняла Государственная Дума, а затем утвердил президент. "Холодная война", как метафора, отражает окончательную победу области высокого давления, образовавшейся в головах "силовиков" - представителей ФСБ и военных, - и принявшей затем ясные государственные контуры. Парадоксально, но даже образ Политбюро, в котором товарищи обращались друг к другу по имени и отчеству и на "ты", и в котором Молотов (кстати, не только он) мог позволять себе иметь иное мнение, чем Сталин, а Косыгин и Брежнев могли даже поспорить, кажется теперь исторически устаревшим: у Путина сегодня - исключительно подчиненные.

Сколько же она продлится, если говорить языком Стейнбека (Steinbeck), эта 'зима тревоги нашей'? Россия возвращается на рельсы своей традиционной политики с жестокой 'вертикалью' неподконтрольной власти. "Россию надо подморозить, чтобы она не гнила", - утверждал в 19 веке философ-славянофил Константин Леонтьев. Первый - авторитарный период ее истории - завершился вместе с падением царского режима, второй - тоталитарный - обернулся в 1991 г. крушением СССР. Что обещает нам нынешняя, уже третья, попытка избежать демократии западного типа? Переживет ли ее государство Россия.

Во время "холодной войны", всегда казалось, что весна не придет никогда, что все вокруг навеки сковано льдом, что лучше предаваться "полуночным мыслям" о смысле жизни, как это делала русская интеллигенция после провала революции 1905 года, в результате чего она стала декадентской, и отчего Максим Горький назвал то время "позорным десятилетием". В такое время даже собаку во двор лучше не выпускать.

Перевод: Беате Рауш/Beate Rausch