С 60-х годов прошлого века у Соединенных Штатов было всего два политически успешных президента, добившихся переизбрания на второй срок и доминировавших в политической жизни страны в свое время - Рейган и Клинтон (если не считать Кеннеди, который не дожил до конца своего срока, и тех, кого нация воспринимала так или иначе отрицательно - Джонсон, Никсон, Форд, Картер и Буш-старший). Так как автобиография Клинтона появилась как раз в те дни, когда нация еще оплакивает кончину Рональда Рейгана, нельзя не провести между ними краткого сравнения.
Контраст между этими двумя политическими фигурами очевиден. Рейган был как еж, хозяйственный и практичный: за свою политическую жизнь он сделал много больших дел - выиграл решающие сражения 'холодной войны', пробудил к жизни экономику и начал коренную перестройку в социальной сфере.
Клинтона же можно сравнить с лисой, которая в основном делала маленькие дела. В его автобиографии это отражено как нельзя лучше - это дикая смесь из воспоминаний, сплетен, содержимого ежедневника и сведения политических счетов. Именно такого пудинга без темы и без системы и можно было ожидать от президента, который как-то в субботней речи по национальному радио завел речь о . . школьной форме.
Да, он делал меленькие вещи, но отнюдь не пустяки. При нем было подписано Соглашение о зоне свободной торговли в Северной Америке (North American Free Trade Agreement, NAFTA) и проведена реформа социального обеспечения. Самым же главным его достижением была блестящая политическая пассивность, благодаря которой он не смог помешать крупнейшей экономической экспансии США в послевоенное время.
И хотя он считает все рабочие места, созданные в стране в те годы, своей личной заслугой - об этом даже смешно говорить, если вспомнить тех же Джеффа Безоса (Jeff Bezos, основатель и генеральный директор компании Amazon.com) и Билла Гейтса, - ему, безусловно, следует отдать должное хотя бы за то, что он не вмешивался в их дела и ничего не напортил, хотя этим грешили многие президенты, и он мог и не стать исключением.
Самым большим провалом Клинтона была внешняя политика. Привыкнув смотреть на мир через узкую щель либерального интернационализма, он провел весь свой президентский срок, подписывая один за другим никому не нужные договоры по химическому, биологическому и ядерному оружию - это тогда, когда уже было ясно, что угроза в мире исходит в основном от террористов и стран-изгоев, для которых договоры и так мало что значат.
Как и в 20-х годах после Первой Мировой, в 90-х наступил золотой век, пронизанный эйфорией от того, что кончилась война; казалось, что впереди бесконечная дорога к миру и процветанию. Однако наш золотой век закончился так резко и страшно, потому что его основы были подорваны угрозами, которым не придавали значения, а они, пока на них никто не обращал внимания, все росли и набирали силу.
За все десять лет беспрецедентного процветания и могущества Америки Клинтон не сделал ничего для того, чтобы сегодня не было 'Аль-Каиды', Афганистана или Ирака (в последнем случае именно из-за его слабости Франции и России удалось фактически полностью разрушить режим санкций, наложенных на Ирак после Войны в Персидском заливе 1991 года). И, хотя 'Аль-Каида' объявила войну Америке в 1996 году, и, как стало известно теперь, в том же году разработала план террористических актов, приведенный в действие 11 сентября 2001 года, Соединенные Штаты продолжали жить безмятежно до конца десятилетия.
То, что мы смотрели куда угодно, только не туда, куда нужно - примета того времени. Мы 'взяли отпуск' и ушли из исторического процесса, мы перестали серьезно смотреть на мир, мы целое десятилетие провели в атмосфере навязчивой посредственности, будто насмотревшись 'Сайнфельда' (Seinfeld, многосерийное комедийное телевизионное шоу, чрезвычайно популярное в США - пер.). Клинтона никогда не выбрали бы, если бы 'холодная война' еще продолжалась. Он пришел в 90-х, как раз когда нужен был президент, с которым ассоциируются главным образом домашний уют Америки, простота ее жизненного уклада и погруженность в собственные проблемы.
Вся сущность политики Клинтона прекрасно укладывается в одно предложение из его автобиографии, оставленное там, наверное, по недосмотру. Это то, что Клинтон пишет о самом крупном и кровавом теракте 'Аль-Каиды' перед 11 сентября - взрывах в посольствах Соединенных Штатов (в Кении и Танзании - пер.). Через десять дней после этого злодеяния в телевизионном эфире он признался, что в течение семи месяцев до того он лгал своему народу относительно своих отношений с Моникой Левински.
Затем он отправился мириться с женой и дочерью в отпуск в Мартас Вайнъярд (Martha's Vineyard - курорт на океанском побережье штата Массачусетс - пер.). Еще через два дня, появившись из вертолета на лужайке перед Белым домом, он по-военному молодцевато отдал честь встречавшей его охране и из Овального кабинета объявил о нанесении ударов по лагерю 'Аль-Каиды' в Афганистане и химическому заводу в Судане.
Клинтон пишет: 'Первые два дня [после трансляции речи с признанием своих отношений с М. Левински] я провел, попеременно прося прощения [у жены] и планируя удары по 'Аль-Каиде'.
Или, как он сам сказал на этой неделе Опре (Oprah Whitney - популярная американская телеведущая - пер.), 'я бомбил лагерь Усамы бен Ладена и спал на диване в гостиной. Странное было время'.
И он был странным человеком странного времени. Его сторонники говорят, что он разделял себя на несколько людей. Я называю это просто неумением сконцентрироваться.
Не правда ли, потрясающая возникает картина - президент Соединенных Штатов Америки по телефону обсуждает с каким-нибудь конгрессменом ситуацию в Боснии, а в это время его обслуживает Моника Левински.
Больше всего в этой сцене мне не нравится не то, как она характеризует сексуальные пристрастия Клинтона - мне нет до них дела, - но то, как она иллюстрирует его неспособность серьезно относиться к серьезным вещам.
Я никогда не ненавидел Билла Клинтона. Наоборот, меня всегда восхищало его обаяние и тот потрясающий цинизм, с которым он выходил из многих кризисов. Не задел меня и скандал с его личной жизнью. Однако, когда Клинтон презентовал всей стране свою автобиографию, ко мне вернулось забытое чувство досады от того, что этот человек настолько мелок, что приписывает одинаковую важность своим личным похождениям и событиям, определяющим судьбу страны.
Задевает именно эта его мелкость. Ее история не забудет никогда.
