В конце мая Бернар Бертосса (Bernard Bertossa) покинет свой пост генерального прокурора. Проявив компетентность, рвение к работе и беспрецедентную последовательность в своих решениях за 12 лет, проведенных во главе женевской прокуратуры, прокурор придал своему посту особенную значимость, в том числе и на международной арене. Он не устает повторять, невзирая ни на что, что закон один для всех. Более известный как борец с коррупцией и отмыванием денег, он также плодотворно работает над глубокой трансформацией кантонального механизма правосудия. За четыре месяца до конца срока, Бернар Бертосса подводит итог достигнутому в области уголовного права. Он говорит также о тяжести ответственности, напряженных ситуациях, трудностях, выпадающих на долю общественного обвинителя. Сохранится ли дух открытости, и политическая позиция ведомства после его ухода? Вопрос остается открытым.
Le Temps: Решительная борьба против организованной преступности и отмывания денег завершилась?
Бернар Бертосса: Конечно, нет. За десять лет мы достигли определенного прогресса, но еще далеко не все проблемы решены. Ослабить давление и отказаться действовать силой убеждения значило бы вновь превратить финансовое пространство Швейцарии в удобную среду для грязных денег. Если прокуратура Конфедерации, отныне прекрасно ориентирующаяся в делах такого типа, станет осторожничать, будет ждать получения всех доказательств для того, чтобы приступать к расследованию, кантонам будет необходимо приложить все силы для того, чтобы призвать федеральную власть к ответственности.
-А в том, что касается преступности служащих, "белых воротничков", которой по-прежнему находится под юрисдикцией кантонального правосудия?
- Мы начали наводить порядок в этой сфере, но продажные финансисты есть всегда. Женевские должности по-прежнему привлекательны для мошенников, и, следовательно, уязвимы. Не следует забывать также, что лица, уклоняющиеся от уплаты налогов, становятся более легкой добычей, если их меньше тревожить.
Мелкая и крупная рыбка.
- Подводя итог, не можете ли Вы напомнить, в каких еще областях протекала Ваша деятельность, и какие дала результаты?
- Значительные усилия были предприняты в области достижения сексуальной неприкосновенности. Область, где число прецедентов особенно возросло. Пришлось вооружиться посохом паломника, чтобы убеждать, что круговая порука - не лучшее решение. Другие сферы стали объектом повышенного внимания, и более серьезного приложения уголовного права. Это касается криминогенной обстановки на дорогах, но также и социально вредных нарушений, таких как неуплата страховых взносов или алиментов. Наконец, судебная власть получила большую независимость. Она заявляет себя как третья ветвь власти, и при этом старается сохранить прозрачность своих действий.
Вы довольно быстро решили оставить "мелкую рыбешку", чтобы сконцентрироваться на "крупной" преступности. Может ли такое решение произвести нежелательный эффект, постепенно внушив мысль, что некоторые нарушения не караются законом?
- Обычно представления о правосудии таковы, что оно занято больше раскрытием мелких дел, чем крупных. Я решил показать, что и обратное возможно. Следовало избрать стратегию, например не квалифицировать как преступление некоторые поступки, подчеркнуто "спровоцированные" теми, кто побуждает к потреблению. Например, чеки без покрытия или кража с витрин, для которых были закреплены соответствующие трактовки. С тех пор никто не жаловался на это.
- В то время как дела по отмыванию денег получили широкую огласку, то, дела, скажем, ординарного свойства часто проходят незамеченными за закрытыми дверями Обвинительной палаты. Или это кажущийся дисбаланс?
- Я всегда жду примеров от тех, кто утверждает, что "местной" преступностью никто не занимается. Что касается наркотиков, это не я ввел терпимость по отношению к потребителям. У меня, однако, не создается впечатления, что борьба против торговцев идет вяло. С расширенной торговой сетью бороться все труднее, и случаев изъятия становятся все меньше. К тому же, принимая во внимание отсутствие политического решения по этому вопросу, судебная власть остается в стороне, если не сказать, чувствует себя виноватой.
Цена амбиций.
- "Дело Михайлова" широко использовалось, чтобы уличить вашу политику в амбициозности, но, также, дорого обошлось государству. Все надо начинать сначала?
- Я настаиваю на том же самом. Если власть не идет на риск, у нее нет никакой надежды на успешное преследование. Нельзя достичь результата, если заводить дела, лишь будучи уверенным в успехе, в вынесении приговора. В данном случае, вынесение оправдательного приговора свидетельствует в пользу того, что правосудие функционирует нормально. Это дело к тому же имело профилактический эффект, поскольку с тех пор здесь не видно лиц, желающих обеспечить себе тылы. Что касается стоимости этой процедуры, сопоставьте ее с 74 миллионами франков, возвращенных в кассу Женевы, благодаря различным конфискациям, произведенным за 11 лет. Критерий стоимости не должен играть роли при возбуждении судебного преследования, это было бы признанием за правосудием права на двойной стандарт.
-Трудности вас не останавливают. Что должно произойти, чтобы Вы закрыли какое-либо дело или признали, что приложенные усилия были бесполезны?
- В принципе, ничто не может остановить меня отменить решение законодательной власти, равноценное отступлению от инкриминирования состава преступления за некоторые поступки. Поскольку в моем распоряжении находится уголовный кодекс, который я нахожу этически корректным, отсутствие средств никогда не заставит меня опустить руки. В ведении дел есть несколько этапов. Во-первых, это возбуждение следствия, которое начинается, если есть основательные подозрения. Это делается, чтобы применить принцип равенства и избежать критики, что выбор целей осуществляется в чьих-то интересах. Затем, расследование должно продолжиться, если есть шанс довести его до конца, или присутствует уверенность, что доказательства будут собраны. Наконец, следует принять решение: классифицировать преступление, отступиться или вынести приговор. В том, что касается отмывания денег, всегда трудно собрать доказательства, поскольку посредник всегда в курсе незаконного происхождения вкладов, и редко выносятся постановления об осуждении или наложении штрафа. Случается, что классификация происходит своевременно, или что преследование прекращается вследствие обнаружения неправильной исходной посылки.
Правосудие и политика.
-Выступая в Апелляционном суде Женевы, Вы приветствовали прогресс в международном сотрудничестве и в борьбе с коррупцией. Маневры Сильвио Берлускони(Silvio Berlusconi) в целях смещения судьи Эрика Хальфена (Eric Halphen), указывают ли они на начало охлаждения и потери своего влияния, которое испытывает правосудие перед лицом других властей?
- До конца восьмидесятых годов, преследование отмывания денег или коррупции никого не касалось. Нашим итальянским коллегам удалось произвести небольшую революцию в этом вопросе, они дали толчок делу. С тех пор на правосудии лежит большая ответственность. Обратная реакция неизбежна. Пример Италии в этом смысле показателен, он вызывает озабоченность, но, на мой взгляд, эфемерную. Мне кажется, что речь идет об одном шаге назад и пятидесяти шагах вперед. Направление движения не изменилось. Это нормально когда есть колебательное движение, пока не установится равновесие. У Сильвио Берлускони есть, по крайней мере, одно преимущество - он идет в открытую и отваживается говорить то, что думает. Во Франции ситуация иная. Многочисленные затруднения привели к тому, что судья Хальфен пал духом. Я хорошо его понимаю. В этой стране противоборство не столь явное. Нет необходимости дожидаться большинства, чтобы затруднить наступление так называемой "республики маленьких судей".
- Вы когда-либо испытывали давление?
- Я никогда не подвергался давлению с целью помешать мне вести какое-либо дело. В ряде случаев, меня просили отказаться от ведения дела. Речь шла об открытом процессе о взятии в заложники выходцев из Швейцарии за границей. Власти дали мне понять, что слишком большое усердие со стороны женевского правосудия может иметь тяжелые последствия для других швейцарцев в той стране. Взвесив все, и поняв, что выбирать приходится между безопасностью наших граждан и чисто символической процедурой, я почел правильным отказаться от дела. Когда под следствие попадают высшие должностные лица иностранных государств, случается, что правительства сокращают свое дипломатическое представительство в Швейцарии. Им всегда отвечают, что разделение властей делает любое политическое вмешательство невозможным. Этот ответ передают мне. А другого нет.
- После 11 сентября мир почувствовал на себе американскую мощь. Каковы последствия охоты на террористов и отслеживания финансовых потоков?
- Это совсем не смешно, когда мы узнаем, что англичане решили ускорить процедуру ареста счетов. Но обратный эффект может перевесить преимущества. Если мы требуем больших полномочий, то только чтобы позволить правосудию действовать в рамках законности. Ибо, мы вынуждены констатировать, как только задеты американские интересы, я говорю сейчас о заключенных, - как обращение с ними выходит за рамки всей системы наказания. В этой ситуации есть риск, что необходимое введение в строй легитимной международной юридической власти будет заторможено.
Камень преткновения
- Вы более тридцати лет работаете в прокуратуре, две трети от этого срока Вы были безупречным судьей, чья компетентность подтверждалась всеми. Когда Вы стали генеральным прокурором, то подверглись жестокой критике. Как Вы пережили переходный период?
- Насколько я помню, довольно легко. В начале, я не знал, как поступить в этой ситуации, но довольно быстро пришел к выводу, что не стоит уходить от критики. Сегодня я рад вновь обрести инкогнито.
- Задела ли Вас критика Вашей политики внутри прокуратуры, волна протестов которую вызвали решения о возмещении ущерба Сергею Михайлову или о размораживании счетов в деле Бородина?
- Да, я был задет. Следует уважать решения компетентных органов, даже в случае несогласия с ними. Это дело общественных институтов. В свою очередь, мне было трудно принять мотивировки, которые, в одном случае, шли вразрез с накопленным судебным опытом, в другом, были лишены достаточной юридической базы.
- Вы никогда не испытывали любви к адвокатскому сословию. Как расценить Ваши отношения с адвокатами?
- Это псевдопроблема. Генеральный прокурор не может проводить политику, направленную против адвокатов. Каждый делает свое дело, но в нашей компетенции также преследование тех адвокатов, которые нарушают закон. С другой стороны, существование некоторого напряжения между обвинением и защитой - в порядке вещей. Если бы было наоборот, то создался бы образ правосудия "приятелей". С моей стороны, я испытываю глубокое уважение к профессии адвоката. Я лично уважаю подавляющее большинство из них, и чуть меньше тех, кто совершил ошибку. Тот, кто сотрудничает с прокуратурой, должен быть безупречным. Когда адвокат извращает закон, его вина значительно тяжелее, чем вина обычного гражданина. Это касается не только адвокатов, но и полицейских, которых мне иногда трудно в этом убедить.
- Кажется, что Прокуратура страдает от отсутствия мотивации. Некоторые упрекают Вас в недостаточной заботе о престиже организации или в том, что Вы не стали защищать тех, кто подвергся шквалу критики в деле OPF.
- Существует специальная комиссия, которая должна следить за работой руководства, и высший совет прокуратуры, который должен обеспечивать дисциплину и тщательность выполнения работ. Некоторые прокуроры встречаются со мной в индивидуальном порядке, моя дверь всегда для них открыта. Что касается OPF, еще раз повторюсь, что никогда не вмешивался в дела, находящиеся вне моей компетенции, даже если речь шла о прокурорах. Выходить за рамки своих полномочий, чтобы восстановить равновесие в спорных вопросах, пользуясь своим личным авторитетом - не способствует нормальной работе организации. Генеральный прокурор должен обладать всеми полномочиями, но только своими полномочиями.
Груз ответственности.
- Будучи общественным обвинителем, никогда не чувствуешь себя спокойно. На процессе над убийцами молодого инвалида, первом процессе, на котором Вы присутствовали в должности Генерального прокурора, присяжные казались даже более строгими, чем Вы. На Вас давил груз ответственности?
- Я не люблю публику и весь этот театральный аспект, который скрывает истину. Перейти с должности судьи на должность государственного обвинителя - нелегко. Я старался выполнять эту функцию, все же продолжая смотреть на вещи глазами судьи, и оставаясь всегда убежденным в аргументах, которые я выдвигал. Оставив в стороне случаи с некоторыми преступниками, например, насильниками, которых желательно осудить в связи с их опасностью, применение наказания во многом зависит от заботы о предотвращении подобных случаев. В таких условиях, добиться наказания мне нетрудно.
- Чего стоили 12 лет, проведенных в Прокуратуре, и что они принесли?
- Очень трудно посвящать основную массу своего времени тому, что идет плохо или очень плохо в обществе. Есть риск стать озлобленным и даже отчаяться. У генерального прокурора редко есть возможность что-либо создать, поскольку он появляется на сцене, когда преступление уже совершено. Единственный способ справиться с этими реалиями - быть активным и строгим, в тоже время, надеясь разубедить других преступников, надежда, в исполнении которой нет никакой уверенности, и которая не может затуманить констатацию того, что ежедневно совершается насилие и существует бедность. В позитивном плане - на этом посту можно много чему научиться.
- Через несколько месяцев Вы покинете это кресло, сожалеете ли Вы о чем-нибудь?
- Я не жалею ни об одном принятом мною решении. Реформы для борьбы с отмыванием денег были необходимы. Я сожалею единственно о том, что они не были запущены столь же быстро, как шло развитие криминальных структур. Я могу также пожаловаться на то, что судебная должность стала менее привлекательной в связи с господством частного сектора и, следовательно, денег. Также, правосудие теряет ценные кадры. Этот феномен касается государственной администрации вообще.
Выборы и преемственность.
- В Судебную власть прокуроры бывают представлены в Женеве партиями. Они избираются тайным голосованием или после дебатов в Большом Совете. Во время всеобщих выборов, которые происходят каждые шесть лет, народ разрешает все споры. Есть ли у такой системы недостатки?
- В принципе, это прекрасная система, где каждая из властей получает законность из одного источника. Избранные один раз судьи обязаны находиться в рамках закона, и не действовать в чьих-либо интересах. У системы есть слабые места. Во-первых, работа выборной системы не обходится без нарушений, поскольку трудно заставить политические партии быть посредниками между народом и власть имущими, назначая прокуроров, которые будут пользоваться потом всеобщим доверием, и чья репутация будет безупречной. До настоящего момента Женева не могла пожаловаться на то, что судьи лоббируют чьи-то интересы. Если это нужно, давайте вспомним, что не все люди из моего окружения вышли из рядов социалистов. Следовательно, в этом не было нарушения. Однако это еще не значит, что эта система может быть применена где-то еще или что она оптимальна, но нужны очень веские причины, чтобы изменить ее. Таких причин сегодня не существует.
- Ваш преемник будет, конечно же, избран народом. Желательно ли это?
- Я считаю, что и в самом деле мы рискуем провести открытые выборы генерального прокурора. Но нужно предоставить настоящие программы. Бессмысленно делать это из желания и амбиций чьих-то сторонников. Жалко, если дебаты превратиться в общую свалку.
- Какими качествами нужно обладать, чтобы занять этот пост?
- Независимость, способность принимать решения, смелость и последовательность. Нужна также быстрота понимания сложных проблем, ибо все должно происходить очень быстро.
- Хотите ли Вы что-нибудь сказать выборщикам?
- Никто не хотел бы видеть свой труд разрушенным, стоило только ему отвернуться. Поэтому логичным было бы пожелание, чтобы политика в уголовной сфере, которую я исповедовал, - продолжалась, однако, я сознаю, что рано или поздно в нее должны быть внесены изменения.
