Некоторые из наиболее прославленных литературных произведений в разное время и в разных обществах находились под запретом. «Тысяча и одна ночь», «Улисс» и даже «Дневник» Анаис Нин – вот лишь несколько из тысяч запретных творений. В рамках «Недели запрещенных книг-2012» я в ближайшие дни представлю на Literary Jukebox отрывки из литературных произведений, находившихся некогда под запретом. Но сегодня мы совершим прогулку по парку размышлений о цензуре и реакций на нее, который был посажен героями литературы прошлого столетия.
Вот что пишет Курт Воннегут в своем почти автобиографическом произведении «Человек без страны»:
«И раз уж мы коснулись этого вопроса (о сжигании книг – прим. перев.), мне бы хотелось поздравить наших библиотекарей. Не в связи с их спортивными достижениями, политическим влиянием или огромным благосостоянием, которыми они никогда не отличались. Но в связи с тем, что по всей стране они выстояли в борьбе с теми, кто, позабыв о демократии, кричал о необходимости изъять определенные книги с библиотечных полок, и отказались выдать «полиции мыслей» имена людей, бравших читать эти книги.
Так что Америка, которую я любил, все еще существует! Если и не в Белом доме, Верховном суде, Сенате, Палате представителей или СМИ, то, по крайней мере, на полках публичных библиотек. Америка, которую я любил, все еще жива».
Читайте также: Цензура в России приобретает бредовые формы
И тем не менее, библиотекари, как известно, зачастую сами брали на себя функции цензоров. Когда школьный совет округа Ганновер в штате Виргиния решил в 1966 году убрать из публичных библиотек все экземпляры классического произведения Харпер Ли «Убить пересмешника», назвав его «безнравственным», Ли написала следующее письмо редактору Richmond News Leader, которое можно найти в статье «Understanding To Kill a Mockingbird» (Понять книгу «Убить пересмешника»):
«Монровилль, Алабама
Январь 1966 г.
Главному редактору
Недавно я получила информацию о деятельности школьного совета округа Ганновер, и то, что я услышала, вызывает у меня сомнения в том, что его члены умеют читать.
Безусловно, даже человек самого примитивного интеллекта прекрасно понимает, что в «Убить пересмешника» самыми простыми словами излагается кодекс чести и поведения, христианский по своей морали, и доставшийся в наследство всем южанам. Услышав, что роман - «безнравственный», я была вынуждена пересчитать все годы от нынешнего по 1984-й, ибо мне еще не встречался более яркий пример двоемыслия.
Мне кажется, что проблема здесь не в марксизме, а в безграмотности. Поэтому я прилагаю к этому письму небольшое пожертвование в фонд неучей в надежде на то, что оно будет использовано на обучение членов совета в начальной школе по их выбору».
Харпер Ли
Также по теме: Добрый человек по имени Курт Воннегут
В 1985 году, когда публичная библиотека в Неймегене решила убрать с полок книгу Чарльза Буковски «Истории обыкновенного безумия» после жалобы одного из читателей, который объявил эти рассказы «очень садистскими, порой фашистскими и дискриминационными по отношению к определенным группам людей (включая гомосексуалистов), Буковски незамедлительно ответил блестящим письмом, в котором содержался прямой выпад по поводу сущности цензуры:
«Цензура - это орудие тех, кто ощущает потребность скрывать действительность от самого себя и от других. Такой страх – это просто неспособность взглянуть в лицо реальности, и злиться на них за это я не могу. Я лишь ощущаю ужасающее уныние. Когда-то в процессе воспитания этих людей ограждали от реальных фактов нашей действительности. Их учили смотреть только в одну сторону, хотя существует много сторон».
В острой и возбужденной переписке с редактором Esquire в 1975 году Элвин Брукс Уайт говорил о том, что цензура в СМИ - это такая форма цензуры, которая мешает свободе прессы. Он пишет:
«Для гражданина нашего свободного общества это огромная привилегия и чудесная гарантия безопасности – иметь доступ к сотням периодических изданий, каждое из которых представляет собственные взгляды и убеждения. Безопасность - в количестве: газеты разоблачают грехи и проступки друг друга, исправляют ошибки друг друга и сводят на нет предвзятость друг друга. Читатель может свободно плавать по этому огромному редакторскому озеру, вылавливая в нем единственную рыбу, которая имеет значение, – истину».
Читайте также: Когда социалисты подвергали цензуре сочинения Толстого
В сентябре 1965 года Сьюзен Зонтаг написала в своем дневнике «As Consciousness Is Harnessed to Flesh» (Как сознание покоряется плоти):
«Я - против цензуры. Во всех формах. А не просто за право шедевров, высокого искусства быть скандальными.
А как же насчет порнографии?
Ищите более широкий контекст: представление о сладострастии а ля Жорж Батай?
А как насчет детей? Для них тоже никакой цензуры? Комиксы ужасов и так далее.
Зачем запрещать комиксы, если они могут ежедневно читать в газетах вещи и похуже. Напалмовые бомбардировки во Вьетнаме и т.д.
Справедливая цензура невозможна».
Лемони Сникет пишет в своей книге «Предпоследняя передряга» из серии детских книг «33 несчастья»:
«Горящая книга - это печальное, очень печальное зрелище, потому что, хотя книга - это не более, чем чернила и бумага, возникает ощущение, что содержащиеся в ней мысли исчезают, когда страницы превращаются в пепел, а обложка и переплет, который скрепляет и склеивает страницы, чернеют и скручиваются по мере того, как пламя делает свое злое дело. Когда кто-то сжигает книгу, он демонстрирует полное презрение ко всем тем мыслям, которые породили ее идеи, ко всему тому труду, что был вложен в ее слова и предложения, ко всем тем бедам, что выпали на долю автора».
Также по теме: Человек, который не забудет Рэя Брэдбери
Джордж Бернард Шоу в пьесе «Профессия миссис Уоррен» говорит о цензуре исключительно четко и определенно:
«Любая цензура существует для того, чтобы никто не мог бросить вызов действующим концепциям и существующим институтам. Прогресс начинается с оспаривания существующих концепций и достигается за счет вытеснения существующих институтов. Следовательно, первое условие прогресса - это устранение цензуры».
В июне 1945 года Анаис Нин написала в своем «Дневнике»:
«Важная задача литературы - освободить человека, не подвергать его цензуре. Вот почему пуританство было самой разрушительной и злобной силой из тех, что когда-либо угнетали людей и их литературу: оно создало лицемерие, извращенность, страхи, серость».
А вот слова Рэя Брэдбери из «451 градуса по Фаренгейту»:
Читайте также: Церковь цензурирует Пушкина
«Сжигать книги можно по-разному. А мир полон людей, бегающих с зажженными спичками. Каждое меньшинство - будь-то баптисты / унитарии / ирландцы / итальянцы / восьмидесятилетние / буддисты / сионисты / адвентисты седьмого дня / феминистки / республиканцы - чувствует, что у него есть воля, право и обязанность разливать керосин и поджигать фитиль. Каждый идиот-редактор, считающий себя творцом всей этой ужасной, пресной и серой литературы, облизывает свою гильотину и смотрит на шею писателя, осмелившегося говорить вслух и писать нечто большее, чем детские стишки».
Когда одна средняя школа Нью-Гемпшира запретила «неподобающее» произведение Джона Ирвинга Отель «Нью-Гэмпшир», Ирвинг направил возмущенное письмо библиотекарю этой школы, закончив его следующими словами:
«Настоящий читатель дочитывает книгу до конца, а уже потом судит о ней; большинство людей, предлагающих запретить ту или иную книгу, их не дочитывают. На самом деле, ни один из тех, кто запрещал «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, не читал их».
А сам Рушди недавно так отозвался о цензуре на страницах New Yorker:
«Творческая работа требует не только свободы, но и признания этой свободы. Если художник обеспокоен тем, будет ли он свободен завтра, то он не будет свободен и сегодня».
