Первая из серии статей о длившемся месяц путешествии через российскую зону огня.

Нальчик – Три года назад, когда вся российская политика свелась к помазанию нового царя, и на всем лежала мертвая печать государственного патриотизма, мне надоела моя московская журналистская жизнь, и я решил отправиться на прогулку.

Скорее, это была не прогулка, а путешествие – четырехмесячный переход от Черного до Каспийского моря через северные отроги Большого Кавказского хребта, которые вздымаются на российской окраине на границе с Грузией и Азербайджаном.

Согласно популярной славянской фантазии, эта полоса земли со снежными вершинами длиной 1100 километров является  вотчиной воинов и бандитов. Этот стереотип отчасти соответствует  действительности. Там я встретил беглого убийцу; там меня арестовали по подозрению в том, что я шпион; и там я увидел больше автоматов Калашникова, чем солдат за годы службы. Ощущение насилия было настолько мощным, что казалось, будто оно происходит прямо за углом. Но мне повезло – мое путешествие совпало по времени с короткой передышкой в партизанской войне, держащей этот регион в напряжении с момента окончания масштабных боевых действий в Чечне в 2001 году.

К сожалению,  мир оказался иллюзорным, став лишь короткой интерлюдией в битве между боевиками-исламистами и российским государством, которая возобновилась с устрашающей интенсивностью и распространяется все дальше и дальше по Северному Кавказу, а также приносит террор на улицы Москвы.

Поэтому я вернулся в этот регион, чтобы совершить путешествие длиной в месяц (на сей раз не пешком) по той же самой территории, через которую я прошел три года назад. Я планирую побывать в пяти республиках – регионах Российской Федерации, соответствующих штатам в Америке. Это те районы, где конфликт ощущается наиболее остро: Кабардино-Балкария, Северная Осетия, Ингушетия, Чечня и Дагестан. Четыре региона в основном мусульманские; в одном (Северной Осетии) живут православные христиане. Чечня сегодня самая спокойная республика, живущая под властью своего сатрапа Рамзана Кадырова. Ингушетия, представляющая собой полоску земли из равнин и скалистых утесов, получила способного и умелого президента, но перестрелки и взрывы там случаются регулярно. В высокогорном Дагестане, где проживает как минимум 30 народностей, жестокости в изобилии. Ситуация там осложняется необходимостью поддерживать тонкий межэтнический баланс. А Кабардино-Балкария страдает от череды бессмысленных убийств от рук экстремистов.

Я быстро понял, что война распространяется быстрее и шире, чем мне казалось. Для начала, в один из первых вечеров моего пребывания на Кавказе я увидел труп. Я был в столице Кабардино-Балкарии Нальчике, и в тот вечер возвращался в свою гостиницу, когда увидел дом, оцепленный вооруженной милицией. Во дворе дома я заметил следователя, склонившегося над трупом и светившего на него фонариком. В воскресенье 13 февраля появились сообщения о том, что жертву застрелили за час до того, как я проходил мимо. Убитого звали Ильяс Трамов. У этого 42-летнего мужчины было четверо детей, и он носил длинную бороду, какие бывают у мусульманских радикалов. По предположению СМИ, его убили, скорее всего, местные мстители, наказавшие Трамова за реальное или мнимое участие в деятельности боевиков-исламистов, которые наводят страх в этой республике, когда-то бывшей тихим и мирным захолустьем.

Да, война здесь, на Северном Кавказе идет, хотя она и не находит того международного отклика, которым сопровождаются боевые действия в Афганистане и Ираке. Это изматывающая, идущая по нарастающей война, новости о которой попадают на российские телеэкраны, не говоря уже о западных, лишь тогда, когда в Москве произойдет очередной разрушительный теракт. Но знайте: это настоящая зона огня, находящаяся на окраине Европы.

За несколько  дней до моего приезда в Кабардино-Балкарию лидер боевиков чеченец Доку Умаров взял на себя ответственность за организацию теракта с участием смертника в московском  аэропорту Домодедово, который произошел в январе и унес жизни 36 человек. Этот взрыв, в результате которого погрузившийся во мрак международный зал прилетов заполнился телами погибших, вновь активизировал дебаты на тему кремлевской дилеммы на Кавказе - дилеммы, которая возникла еще в начале 19-го века в царской России, когда ее обозначили как выбор между «саблей и самоваром». Что делать: искромсать врага на куски или пригласить его на чашку чая?

Русский генерал Алексей Ермолов, возглавивший борьбу по завоеванию чеченских и дагестанских горных районов в начале того века, предпочитал карательные меры, заявляя: «Я желаю, чтобы страх от моего имени защищал наши границы надежнее, чем оковы и крепости … чтобы слово мое для местных жителей было более неотвратимым законом, нежели смерть». И Ермолов свое слово держал, посылая войска убивать мирных жителей, уничтожать села и вытаптывать посевы в отместку за набеги горцев.

И лишь его преемник Михаил Воронцов, ставший первым царским наместником на Кавказе, приблизил победу России, применяя стратегию "завоевания умов и сердец». Он строил дороги и больницы, а также налаживал отношения с мятежными горцами, которым надоел их лидер, легендарный имам Шамиль.

Однако позднее саблю довольно часто вынимали из ножен в борьбе России за сохранение власти над Северным Кавказом. В конце Второй мировой войны Иосиф Сталин в массовом порядке депортировал чеченцев, ингушей, балкарцев, карачаевцев и некоторые другие народы в Среднюю Азию по той причине, что они якобы поддерживали немецких захватчиков, напавших на Советский Союз. Те, кто выжил (а десятки тысяч не пережили депортации), были помилованы и вернулись в свои места спустя 13 лет. Однако травма от депортации остается ключевым элементом в психологии кавказских народов, тем более, что Россия почти ничего не предприняла для признания этой трагедии. Две постсоветские войны в Чечне начинались в основном как светская вооруженная борьба за отделение от России. Но в ответ Москва использовала тактику террора, кульминацией которой стало ковровое бомбометание по чеченской столице Грозному. А это, в свою очередь, стало причиной ярких и кровавых терактов, осуществленных повстанцами, начиная с захвата московского театра в 2002 году и бойни в школе Беслана в 2004-м, когда погибли сотни людей, и кончая последними нападениями. Сегодня конфликт на Северном Кавказе мутировал, превратившись в общерегиональную партизанскую борьбу исламистов, стремящихся создать халифат, где будут властвовать законы шариата.

И все же, собираясь в свое нынешнее путешествие, я не могу удержаться от мысли, что кровопролитие здесь не является чем-то неизбежным. Я помню то радушие, с каким меня встречали и угощали чабаны, помню гостеприимство дагестанских сельчан, предоставлявших мне кров, помню озадачивающе вежливых и отнюдь не подозрительных пограничников из ФСБ (Федеральная служба безопасности), с которыми я встречался всего несколько  лет назад. Безусловно, не сабля является  проклятием Кавказа, по крайней мере, не только сабля.

***

Та недолгая передышка в боевых действиях, которую я наблюдал в 2008-м, сегодня осталась лишь в смутных воспоминаниях. Тогда казалось, что Россия со своей военной мощью может поставить боевиков на колени. В Москве четыре года не было крупных терактов, и за это время российские войска ликвидировали несколько ключевых фигур в рядах боевиков: полевого командира и террориста Шамиля Басаева, ставшего для них чем-то вроде талисмана; бывшего президента Чечни Аслана Масхадова, возглавлявшего умеренное крыло повстанцев; а также имама Абдул-Халима Садулаева, ставшего преемником Масхадова.

Но в 2009 году Умаров объявил о реорганизации бригады мучеников «Риядус Салихийн», которая готовит террористов-смертников. Вслед за этим произошла целая волна нападений новоявленных камикадзе, кульминацией которых стали две прошлогодние атаки смертниц в московском метро, унесшие жизни сорока человек, а также январский теракт в аэропорту.

Несмотря на свою малочисленность (менее тысячи человек, согласно многим оценкам) и отсутствие поддержки среди населения, боевики показали, что в состоянии осуществлять свои угрозы в самом центре России. Домодедовский подрывник, которым оказался 20-летний юноша из Ингушетии, отчисленный из колледжа за неуспеваемость, без труда добрался до столицы, а затем нанес удар по цели, прикрепив к телу 6 килограммов взрывчатки.

Но главные боевые действия разворачиваются в полутора тысячах километрах к югу от столицы. Здесь, у себя дома на Кавказе боевики, составляющие децентрализованную многонациональную коалицию из боевых групп, называемых джамаатами, почти ежедневно осуществляют нападения на милиционеров, государственных чиновников, и даже на народных целителей, которых они считают язычниками. Боевики не удерживают на постоянной основе никаких территорий, но они показали, что могут умело перемещаться между безопасными домами и укрытиями в лесу, откуда наносят свои удары, осуществляют взрывы и убийства.

В свою очередь российские силы безопасности применяют жестокую тактику, включая похищения, пытки и внесудебные расправы, пытаясь подавить мятежников.  Но такое сочетание методов борьбы лишь усугубляет проблему. После взрывов в московском метро Умаров заявил, что приказал осуществить эти теракты в отместку за то, что российский спецназ расстрелял в лесу ни в чем не повинных молодых ингушей, собиравших там черемшу.

Хотя милиция и агенты ФСБ начинают сегодня отказываться от самых отвратительных своих бесчинств, они по-прежнему  действуют безнаказанно, преследуя родственников боевиков и консервативных мусульман, которые не имеют зачастую никакого отношения к бандитскому подполью.

В целом количество смертей на Северном Кавказе увеличивается. На вебсайте «Кавказский узел», который отслеживает потери, в январском докладе было написано, что в 2010 году в ходе конфликта было убито 754 человека, в том числе, 178 гражданских лиц (сюда не входят данные о жертвах за пределами региона). В одной только Кабардино-Балкарии количество терактов по сравнению с  2009 годом выросло в пять раз. Такие данные приводит российское Министерство внутренних дел.

И тем не менее, мне кажется глубоко несправедливым то, что регион этот повсеместно представляют как место, где царствует дикость, жестокость и бунтарский дух. Я приехал сюда, чтобы опросить жертв конфликта с обеих сторон, и я уже частично знаю, что выясню здесь: что подавляющее большинство местного населения устало от происходящего и хочет лишь одного – жить в мире, внутри единой России.

Так что же подстегивает ненависть – и как с ней бороться? Надеюсь, мне удастся это выяснить, но некоторые мотивы и движущие силы уже совершенно ясно заявляют о себе. Это коррумпированные и некомпетентные руководители, алчные деловые круги, заблудшие националисты и фанатики, плохое образование, бедность и унижения. Я собираюсь также подумать над тем, как можно бороться и с этим злом. Восстановление мира это настоятельная и приоритетная задача, не в последнюю очередь в связи с тем, что партизанская война медленно распространяется на запад в направлении черноморского побережья, где Россия через три года будет проводить зимнюю Олимпиаду. Никто не хочет, чтобы повторился Мюнхен.

***

Сейчас, хоть и запоздало, но Москва осознала, что использование одной только силы это не решение проблемы. В январе 2010 года российский президент Дмитрий Медведев назначил нового представителя на Северном Кавказе. Им стал успешный бизнесмен и бывший губернатор Красноярского края сибиряк Александр  Хлопонин. Хлопонин пообещал стимулировать развитие захиревшей экономики региона и снизить уровень безработицы. Теоретически это означает сокращение базы вербовки в ряды боевиков разочарованной и недовольной молодежи.

Пока же в мусульманской республике Кабардино-Балкария, расположенной в самом центре Северного Кавказа, события последних месяцев стали историей ужаса и агрессии, а не возрождения. Нальчик известен тем, что в 2005 году на него совершила нападение многочисленная группа боевиков. Нападение было сорвано, но 142 человека тогда погибли. Прошло шесть лет, и город сотрясает новая волна насилия.

В декабре исламисты застрелили муфтия республики и известного этнографа, который, согласно их утверждениям, пропагандировал язычество. В прошлом месяце они нанесли новый удар, убив пятерых милиционеров, которые обедали в сельском кафе, а также расстреляли главу поселка под Нальчиком. Были и другие нападения.

Президент Кабардино-Балкарии Арсен Каноков заговорил о том, чтобы вооружить бывших спортсменов и создать из них добровольные дружины для защиты сел.  1 февраля он заявил, что родственники боевиков должны «отвечать за тех изуверов, которых родили».

Спустя несколько  дней его совету, видимо, вняли. Четыре бутылки с зажигательной смесью были заброшены во двор дома в Вольном ауле, находящемся на окраине Нальчика. Дом принадлежит родственникам подавшегося в бега молодого человека по имени  Астемир Мамишев, которого подозревают в причастности к убийству муфтия. Ответственность за это нападение взяла на себя некая организация «Черные ястребы», повесившая на воротах дома записку.

В субботу вечером, когда я заглянул во двор, где лежал труп Ильяса Трамова, мне показалось, что «ястребы» нанесли очередной удар. Милиция их причастность к убийству отрицает, однако заявляет, что Трамова подозревали в террористической деятельности. Его знакомый, с которым я встретился в понедельник, эти обвинения отверг, сказав, что Трамов был просто убежденным и набожным мусульманином.

Неважно, кто убил Трамова и по какой причине, но он стал жертвой сабли, жертвой войны, которая продолжается в этих горных республиках. На этой неделе два террориста-смертника, один мужчина и одна женщина, подорвали себя в дагестанском селе, уничтожив двух милиционеров и ранив еще 30 человек. А 15 февраля в Ставропольском крае всего в нескольких километрах от того места, где нахожусь я, в перестрелке погибли пятеро боевиков и трое сотрудников милиции.

За тот месяц, когда я буду совершать свое путешествие через эти кровавые горы, я постараюсь понять, почему продолжается это безумие – и как можно положить ему конец.

Том Парфитт – член лондонского Королевского географического общества, бывший научный сотрудник Международного центра Вудро Вильсона (Woodrow Wilson International Center). Его поездка организована при поддержке Пулитцеровского центра экстремальной журналистики (Pulitzer Center on Crisis Reporting).