Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
По теории Маркса, для перехода к социализму феодальные общества должны обязательно пройти фазу капиталистического развития. В России, возражали Ленин и Сталин, возможен прямой скачок от феодализма к социализму, «минуя капиталистический строй». Эта формула до сих пор снится многим гражданам, которые боялись позабыть ее на очередном экзамене или зачете.

Старый друг жалуется, что молодежь ничего не помнит из нашей советской эпохи. И не понимает главного выражения политэкономической мудрости большевиков: «Минуя капиталистический строй».

Если бы нынешние политические мыслители и журналисты всерьез изучали недавнюю единственно верную доктрину и не променяли ее на довольно мутную и еще более гуттаперчевую церковную догматику, то они могли бы дать верную оценку всему, что происходит в России в последние десять-двенадцать лет, полагает он.

По теории Маркса, для перехода к социализму феодальные общества должны обязательно пройти фазу капиталистического развития. В России, возражали Ленин и Сталин, возможен прямой скачок от феодализма к социализму, «минуя капиталистический строй». Эта формула до сих пор снится многим гражданам, которые боялись позабыть ее на очередном экзамене или зачете.

Кто бы мог подумать, что победителя в заочном споре между Марксом и Лениным все общество узнаёт только сегодня, когда умерли не только теоретики, но и сам советский государственный социализм!

Россию и смежные с нею государства, — те самые, которые перешли в свое время к социализму, «минуя капиталистический строй», снова перебросило куда-то не туда. Почему же — что в Азии, что на Кавказе, что в Москве — люди снова очутились по ту сторону капитализма? Миновали по дороге туда, миновали и по дороге обратно.
Разбирая признаки «иронии истории», а вовсе не чьей-то злой воли, мы видим, как воспроизводится в новом обличье только то, у чего есть отчетливые феодально-рабовладельческие признаки.

Церковь и всяческая духовность. Дворцы и дорогие экипажи. Торжество суеверий и страх перед высшей силой, в которую полагается уверовать как в длань карающую.

В России бранными или табуируемыми в современных обществах словами «элита», «олигархи», «верующие» люди рады называть себя. А обозначение, как раз пригодное, например, для доброго соседа, — «либеральный» или «толерантный», — преобразуются в «либерастов» и «толерастов».

Всё, в чем есть признаки современной социальной демократии — хоть христианского, хоть левого толка, — презрительно отвергается. Как и то, что несет в себе угрозу разномыслия и развития.

Вот вам и единый учебник истории. И проповедь любви к своему помёту, как бы тот ни вонял. Тяга к мистицизму. Недоверие к ученым и страх перед иррациональным. На всякий случай люди носят сами и нацепляют на своих детей амулеты.
Неофеодализм объявляет сам институт выборов гнусной ловушкой либерастов. А вместо газет в московском метро читают сейчас молитвенники.

Одна женщина, назовем ее старшей лаборанткой из института РАН, призналась мне на эскалаторе станции метро «Октябрьская», что каждый день по дороге с работы и на работу молится за своего мужа-алкоголика. «Но молитвы не помогают, потому что у меня вера слабая очень...» — со слезами призналась женщина. Так сказал ей мужчина, которого она называет «отцом» и «духовником».

Этот мужчина говорит, что муж-пьяница послан ей свыше как испытание. Теперь она думает об этом целыми днями. В лаборатории занимается наукой, а в метро пытается исполнить наказ мужчины, который велел ей совершить «подвиг веры». Она хотела бы лечить мужа, но другой мужчина не разрешает. Как же можно-с: взяться за лечение — значит отказаться от веры. А это — грех.

Вот почему главное чувство этой женщины — страх. Перед неведомым, в которое ей надо верить, а она в этой своей вере как раз не вполне тверда. Перед дядькой-колдуном, который ее шантажирует «недостаточностью веры». Перед мужем, который страшен во хмелю.

Миновав капиталистический отрезок развития, не научились рисковать. А если в таком обществе рискуют, то обычно это только самые сорви-головы. Может, поэтому в постсоветском бизнесе бандиты и воры неизмеримо влиятельнее, чем обыкновенные предприниматели. Они ведь пришли как пираты, а не как хозяева. И построили поэтому почти одни только предприятия по изъятию богатств из недр своего отечества, а не по производству нового. В науке, строительстве, образовании, медицине — одна показуха.

Логика раннефеодального расхищения, а не капиталистических инвестиций.

Вот и церковь этому социальному отряду суеверных витязей нужна повнушительней, чтобы ее услышала высшая сила. Из своего сумеречного блатного подсознания они достают несколько строчек Высоцкого — про то, что «купола в России кроют чистым золотом, чтобы чаще господь замечал».

Как это было и в далеком прошлом, неофеодальная духовность на постсоветском пространстве такая плотская, материальная, предметная. Такая гламурная, сальная, УФСИНная.

Минуя капитализм, вбежали осколки российской империи в новое царство. А когда кончился отпущенный на эксперимент срок, загадочная катапульта времени зашвырнула постсоветское человечество в прежнюю формацию (или, может, деформацию?), и снова — минуя этот чертов капитализм. Серенький, скромный, социальный. Как же его презирают в старо-новой России!

Но, чу! Недаром Карл Маркс так любил Пушкина.

Как сказал 28 сентября 2013 года глава правительства РФ Д.А.Медведев, «кому-то — это может быть довольно значительная часть населения — придется менять не только место работы, но и профессию, и место жительства».

Прямо по «Сказке о рыбаке и рыбке». Работу, профессию и место жительства трижды меняла одна пряха. В корыте много ль корысти, когда у нас золотая рыбка на посылках. Пусть сплавает, ее у нас много, рыбы этой — бездомной и молчаливой, минующей капиталистический строй.