Москва использует тактику неопределенности, чтобы вести дела и оставаться влиятельной державой

"Россия и США еще никогда не были так близки во взглядах на Иран как сегодня". Так значит, холодная война на Ближнем Востоке, наконец, закончилась? По словам заместителя американского госсекретаря Дэниэла Рассела (Daniel Russell), Вашингтон обрадован новой жесткостью, с которой Россия подходит к вопросу иранской ядерной программы. 27 апреля президент Медведев и премьер-министр Норвегии Йенс Столтенберг (Jens Stoltenberg) подписали в Осло совместное заявление, призывающее Иран к большей "ответственности" и стремлению "восстановить доверие международного сообщества".

Хотя Россия, в общем-то, никогда по-настоящему не поддерживала иранскую ядерную программу (она не противилась в открытую ооновским санкциям, и даже за них голосовала), такая четкая позиция по Ирану стала чем-то действительно новым. Ее появлению предшествовали несколько лет существенных колебаний в отношениях двух стран.

Вот уже несколько лет подряд Россия использует на Ближнем Востоке  сбивающую с толка тактику. Она занимается продажей ракет и другого оружия Сирии и Ирану, одновременно с этим поддерживая санкции Совета безопасности ООН в отношении этих двух стран. Одновременно с развитием высокотехнологичных отраслей промышленности и программ военного сотрудничества с Израилем, она принимает в столице делегацию ХАМАС. Устанавливая новые связи с традиционными союзниками США (Израиль, Турция и Саудовская Аравия), она не забывает поддерживать контакт со своими старыми сирийскими, иракскими и иранскими друзьями. Так в чем же суть игры России на Ближнем Востоке?

Со времени прихода к власти Владимира Путина (президент Российской Федерации с 2000 по 2008 год) Москва стремится вернуть себе место великой мировой державы. Чтобы достичь этой цели, Кремль использует сразу несколько стратегий. На Ближнем Востоке — в зоне борьбы множества сил и течений — у Москвы есть прежде всего возможности для того, чтобы создавать проблемы другим.

Конечно, существуют основания для того, чтобы назвать Россию "проблемной" державой, которая все еще не может оставить позади мировоззрение эпохи холодной войны. И ведь на самом деле кремлевские лидеры охотно дают прочувствовать в своих речах антизападные ноты. Немало людей считают Россию авторитарной страной, которая в 2008 году в одностороннем порядке начала войну против Грузии, а сегодня нарушает права человека и заигрывает с Ираном. Однако с уходом советской эпохи ряд вещей все же претерпел значительные изменения. Россию больше нельзя воспринимать исключительно с точки зрения антизападной риторики.

Российские администрации, как впрочем и американские элиты, были воспитаны в условиях холодной войны, но сегодня все же существуют три новых фактора, которые позволяют оценить всю сложность присутствия России на Ближнем Востоке.

Прежде всего это вопрос территориальной целостности современной России. Престиж Владимира Путина в значительной степени держится на проводимой им в Чечне политике. Легитимность его лидерства происходит из видимой победы над северокавказскими сепаратистами.

В то время как КПСС не сомневалась в том, что сможет удержать в руках свою империю, у нынешней России такой уверенности нет, и она концентрирует все свое внимание на ближайших соседях (Украина, Белоруссия, Средняя Азия, Северный Кавказ и Грузия) и мятежных республиках в ущерб более отдаленным регионам, в том числе Ближнему Востоку. И когда она занимается мусульманским миром и в частности Ближним Востоком, она делает это с учетом внутренних проблем, которые создает ей ее собственный ислам, а также ислам в соседних странах.

Тактика Путина на Ближнем Востоке состоит в разрушении моральной и материальной поддержки, которую мусульманские страны долгое время оказывали чеченским боевикам. И, как ни странно, это ему постепенно удалось. Двумя способами.

Первый способ состоит в налаживании отношения с российскими мусульманскими ассоциациями, предоставлении им финансовой помощи, делая их, таким образом, более лояльными к властям и мене восприимчивыми к аргументам и пропаганде иностранных религиозных организаций.

Способ номер два: создать себе положительный имидж в тех странах, которые сочувствуют положению чеченцев. Задача, прямо скажем, куда более сложная. Убедить мусульманский мир в дружественном отношении России к исламу и добиться в 2003 году принятия в ряды Организации исламской конференции было совсем не просто. После терактов 11 сентября Россия встала на "бушистские позиции", в рамках которых Запад начинал широкомасштабную военную антитеррористическую (антиисламистскую) кампанию, предусматривающую в том числе уничтожение чеченских террористов. Результат: западная критика войны в Чечне потеряла всякий смысл, тогда как мусульманские страны, наоборот были просто в ярости.

Однако провидение не оставило Москву и здесь, предоставив ей решение в виде американской катастрофы в Ираке. Мусульманские государства сосредоточили свое внимание на Багдаде, и Грозный сам собой отошел на второй план. Кроме того, открывшиеся возможности для антизападной (антиамериканской) риторики позволили России улучшить отношения с мусульманским миром. Долой гегемонию США! Не позволим Западу навязывать всему миру свое видение демократии! Для России это также был шанс представить себя в роли этакой евразийской империи со сформировавшимся за века многочисленным мусульманским населением, единственной страной, способной избежать столкновения цивилизаций и послужить мостом между западными и восточными ценностями.

Придя к власти, Владимир Путин заявил, что Россия сможет вернуть себе положение великой державы благодаря экономике. Таким образом, геоэкономика должна была бы превалировать над геополитикой. С этой точки зрения страдающие от западных санкций страны Ближнего Востока являются для России перспективными рынками.

В то же время никто в Кремле и не думает о том, чтобы прекратить сотрудничество с бывшими "врагами" Советского союза. Как, например, с Израилем. Одним из первых шагов в этом направлении стал визит Путина в Иерусалим в 2005 году: он дал старт периоду вроде бы незаметного, но довольно действенного сближения. Новые связи устанавливаются по трем основным направлениям. Во-первых, речь идет о сотрудничестве в борьбе с терроризмом вплоть до производства оружия. Во-вторых, в Израиле проживает миллион россиян как еврейского, так и нееврейского происхождения (кроме того, отправленные на палестинские территории русский спецназ ЦАХАЛа, широко применяли постсоветский опыт). В-третьих, стороны развивают торговлю, прежде всего в области высоких технологий, которые столь необходимы для диверсификации все еще почивающей на энергетических лаврах экономики страны.  

Развиваются партнерские отношения и с другими традиционными союзниками американцев – Турцией и странами Персидского залива. В 2007 году на конференции по безопасности в Мюнхене Путин произнес речь, в которой осудил односторонние действия США. После этого он отправился в Саудовскую Аравию и Катар. С последним он обсудил возможность создания газовой ОПЕК, что все же выглядит маловероятно в том плане, что газовые контракты обычно заключаются на длительные сроки, и это существенно затрудняет использование соответствующих стратегий. При всем этом, такой шаг позволил нагнать страх на весь мир, и прежде всего на Европу.

Не следует забывать и о еще одном немаловажном факторе: холодная война давно закончилась, а в России больше нет социализма. Антизападная идеология перестала быть основой внешней политики Москвы, что дает ей возможность изменять свою ближневосточную стратегию в зависимости от обстоятельств.

Усиление антизападных тенденций в российской риторике в 2002 и 2003 годах во многом является результатом той поддержки, которую оказали Европа и США восстаниям в соседних с Россией странах. Цветные революции на Украине и в Грузии, расширение НАТО – из-за всего этого Кремль чувствовал себя изолированным и окруженным враждебными  силами (как и во времена Советского союза). Подобная ситуация навевала воспоминания о холодной войне. В этой связи, на Ближнем Востоке, который уже давно стал центральной ареной антагонистической игры (если одна сторона зарабатывает очко, то другая его соответственно теряет), Россия действует так, чтобы припугнуть своих противников и продемонстрировать свои возможности. Так, опасаясь реакции Запада после войны в Грузии в августе 2008 года, Кремль пригласил президента Сирии Башара аль-Асада к переговорам об установке на территории его страны российской системы ПРО. Кроме того, Кремль дает понять, что достаточно близок с Ираном, чтобы продать ему свои комплексы С-300.

В действительности, такое сидение на двух стульях стало уже привычным делом. С одной стороны, Россия, как мы уже видели, не желает разрывать выгодные связи с прозападными странами Ближнего Востока. С другой стороны, ее отношения с "антизападными" государствами региона далеки от идеала. Так обстоят дела и с Ираном. Реальное положение дел таково, что обе страны не доверят друг другу. Москва считает, что Тегеран ведет оппортунистскую экономическую политику и что если он все же пойдет на сближение с Вашингтоном, то откажется ото всех российских контрактов.

Иранцы же в свою очередь подозревают, что Россия предательски пользуется изоляцией страны, чтобы намеренно ослабить такого мощного энергетического партнера, подчеркивает Роланд Даннройтер (Roland Dannreuther), глава отделения международных отношений Вестминстерского университета.       

Наконец, на Ближнем Востоке Россия стремится поддерживать равновесие в отношениях с противостоящими друг другу странами. Она пытается стать другом для всех и забыть об идеологии как инструменте внешнеполитического выбора. В то время как администрация Буша призывала к масштабной ближневосточной революции, Россия упивается всеобщим статус-кво.

Все вышеперечисленное делает ее сложным и интересным игроком, который стремится к многостороннему подходу в разрешении региональных конфликтов.