Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Илья Яшин: «Власть пытается действовать по принципу политического мачизма»

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Вместо того, чтобы наладить диалог с лидерами оппозиции, сесть за круглый стол и попытаться хотя бы найти консенсус, успокоить людей, власть пытается действовать по принципу политического мачизма. Но мачо в политике всегда проигрывают. В политике выигрывают те люди, которые умеют договариваться. Вообще, политика для того и нужна, чтобы находить общий язык, чтобы договариваться.

5 декабря российскому протестному движению исполнился год. В этот день в прошлом году тысячи людей провели стихийный митинг на Чистопрудном бульваре в Москве в знак протеста против фальсификаций прошедших накануне парламентских выборов. RFI поговорила с политиком Ильей Яшиным о том, как этот митинг изменил нашу жизнь, ошибках оппозиции и будущем протеста.

RFI: 5 декабря 2011 года в Москве на Чистых прудах прошел многотысячный митинг против фальсификаций выборов в Госдуму 4 декабря. Ты недавно выложил в своем твиттере смс-переписку с Навальным за полтора часа до этого митинга, где вы обсуждаете сколько человек может прийти на этот митинг, называя цифры меньше тысячи участников. «Смешно вспоминать», — написал ты.

Илья Яшин: Тогда самые успешные акции протеста собирали всего лишь по нескольку тысяч человек — 2-3 тысячи человек считалось неплохой себе акцией оппозиции. Сейчас мне действительно смешно вспоминать, потому что планка за год поднялась очень высоко. Сейчас акция в 2-3 тысячи человек вообще никому неинтересна. Акция оппозиции, собирающая меньше десятков тысяч людей, воспринимается как провал. И государственная пропаганда пытается на этой теме спекулировать, мол, в прошлый раз вышло 100 тысяч, а в этот раз — всего лишь 50 тысяч, значит протест «сливается». Поэтому действительно смешно, забавно вспоминать, конечно, все эти переписки.


Для многих стало неожиданностью, потому что на первую акцию 5 декабря вышло столько людей. Это была действительно стихийная акция: заявка была подана всего лишь на 300 человек, и был будний день, пасмурная погода, очень холодно, дождливо. Но возмущение фальсификациями на выборах в предыдущий день было настолько велико, что люди просто не хотели сидеть дома — и произошел такой прорыв.

Читайте также: Год протестов изменил Россию

— За этот год ты нашел для себя какое-то объяснение — почему именно выборы в Госдуму стали тем самым прорывом?
— Надо разделять причины и повод протеста. Выборы в России фальсифицировали и до этого, к Государственной думе в России отношение традиционно критическое, никто не считает это серьезным органом власти. И фальсификации на выборах в Госдуму скорее были просто поводом для того, чтобы люди выразили свое возмущение.

Реальная причина протеста — это в целом сформировавшаяся в стране политическая система — режим личной власти Владимира Путина. Наиболее возмутительным эпизодом, который, в конце концов, и привел к массовым протестам, конечно, был эпизод «рокировки», когда Путин и Медведев довольно цинично объявили о том, что они снова поменяются креслами. Это вызвало, с одной стороны, глухое раздражение в обществе, с другой стороны, это привело к тому, что значительная часть людей заявила о готовности протестовать уже на улице и как-то активно выражать свое недовольство.

— Тот факт, что в день первого стихийного митинга 5 декабря Навальный, ты и какой-то активный костяк протестного движения прорвали оцепление и пошли уже несогласованным маршем, сыграл тогда какую-то положительную роль?

— Я бы не сказал, что мы что-то прорывали или организовали какое-то несанкционированное шествие. Просто было понятно, что люди не хотят расходиться. Было понятно, что если мы сейчас предложим людям идти в метро и уезжать домой, нас просто не поймут. Поэтому мы решили, как я тогда сказал, «прогуляться в сторону ЦИКа» для того, чтобы показать властям, что мы есть, что мы существуем. Я призвал людей свернуть флаги, убрать плакаты для того, чтобы не провоцировать полицейских и не перекрывать движение (мы шли по пешеходной части и старались не давать полиции никаких поводов для силовых действий).


Также по теме: Геном гражданского протеста

Однако случилось то, что случилось. На мой взгляд, это была ключевая ошибка власти, потому что массовый разгон, массовые аресты — почти 150 человек в итоге оказались за решеткой и были подвергнуты административным арестам — все это привело к тому, что возмущение только усугубилось. Мало того, что украли наши голоса, но еще и бьют и сажают в тюрьму тех людей, которые просто стараются поднять голос против. Поэтому на следующий митинг, который был 10 декабря, пришло уже значительно больше людей: если на первой стихийной акции протеста было порядка 10 тысяч человек, то на Болотной уже — 80, потом 120 тысяч человек. Власти сами усугубили ситуацию.

— Ты оказался в числе тех, кто провел половину декабря, или даже больше, за решеткой и следил за тем, что происходило на Болотной и Сахарова, только частично.

— Мы следили в рамках тех возможностей, которые у нас были — газеты, через распечатки интернета, которые нам передавали за решетку адвокаты. У нас было радио — единственное средство массовой информации, которое доступно за решеткой — такие портативные приемники на батарейках. Поэтому мы постоянно там слушали «Эхо Москвы». Надо сказать, что наши охранники тоже постоянно слушали «Эхо Москвы» и нервничали, потому что было такое ощущение, что они боятся, будто бы толпа с Болотной площади двинется к изолятору, начнет штурмовать этот несчастный изолятор, как Бастилию во время Французской революции. Мы их успокаивали, говорили, что нет никаких поводов для подобных опасений.

— Когда ты вышел после этих 15 суток, и тебя встречало огромное количество журналистов, сторонников и активистов, было ли у тебя ощущение, что ты, пафосно выражаясь, «вышел на свободу в другой стране»?
— Было ощущение, что ситуация, конечно, значительно изменилась. Я понимал, что это та же страна, просто она пробудилась ото сна. Очень бы хотелось, чтобы люди снова не ушли в зимнюю спячку.

Читайте также: СКР - сторонники оппозиции прошли подготовку за границей

Когда начались новогодние каникулы, все разъехались, было ощущение, что протесты пошли на спад. Но опасения были абсолютно напрасны, потому что и сейчас ясно: акции протеста носили не какой-то сиюминутный характер, это не веяние моды, а у этих протестов есть очевидные, внятные, понятные причины. И пока власти не научатся решать эти причины, люди так и будут выходить на улицу. Власти пора понять, что с людьми надо считаться. Не пытаться протест замалчивать, запугивать. Надо бороться с причинами протеста, а не с протестующими.

— Можно ли говорить о том, что власть извлекла какие-то уроки за этот протестный год? Потому что, как мы видим сейчас, пока продолжается исключительно закручивание гаек.

— На мой взгляд, власть делает все для того, чтобы протесты продолжались и, самое главное, для того, чтобы они становились более радикальными. Потому что политика закручивания гаек приводит ровно к такому результату. Пытаясь запугать протестующих, власть делает их более радикальными, выводит на первый план более радикальных лидеров. Поэтому выводов власть, к сожалению, никаких не сделала. Вернее, сделала, но совершенно неправильные.

Вместо того, чтобы наладить диалог с лидерами оппозиции, сесть за круглый стол и попытаться хотя бы найти консенсус, успокоить людей, власть пытается действовать по принципу политического мачизма. Но мачо в политике всегда проигрывают. В политике выигрывают те люди, которые умеют договариваться. Вообще, политика для того и нужна, чтобы находить общий язык, чтобы договариваться.

Также по теме: Российская оппозиция в поисках структуры и стратегии

— Как мы видим по поведению лидеров оппозиции, они тоже, к сожалению, не всегда умеют договариваться, что провоцирует массу критики в их сторону. Как ты считаешь, каковы главные ошибки оппозиции за минувший год?
— Речь даже не об ошибках. Речь о том, что есть некая дискуссия, которая носит объективный характер и часто воспринимается как раскол. Связана она с тем, что внутри протестного движения есть два течения. Одно — это, условно говоря, гражданские активисты, другое — это политические активисты. Первые более умеренные, вторые — более радикальные. Но, по большому счету, это люди, у которых разные задачи. Первые хотят добиться контроля над властью, а вторые хотят сами стать властью. И если они станут властью, то первые будут контролировать уже тех людей, с которыми они сегодня ходят бок о бок. Это нормально абсолютно. Просто, на сегодняшний день, у политических и гражданских активистов полностью совпадает общее понимание ситуации, в значительной степени совпадает, цели и задачи в многом совпадают. Однако идет дискуссия о тактике и стратегии, и, к сожалению, зачастую она формирует не вполне правильный и здоровый эмоциональный фон, что деморализует часть наших сторонников.

Самое главное, чему нам надо научиться, это вести дискуссии в корректной форме, научиться парламентской культуре дискуссии. Это решит много проблем.

— Что касается тех требований, которые оппозиция предъявляла властям, которые были сформулированы участниками Болотной и Сахарова, не были ли они слишком оторванными от реальности?

— На мой взгляд, они были абсолютно адекватными. Требование отставки проворовавшегося главы Центральной избирательной комиссии, требование проведения новых честных выборов. Это были абсолютно адекватные требования, которые отражали те веяния, которые, собственно, людей и вывели на улицу. Люди потому и выходили на улицу, что у них голоса украли. Поэтому, что еще мы могли требовать? Вернуть нам голоса. И в этом смысле, никаких завышенных требований нет. Это как если кто-то у вас столовое серебро украл дома, и вы говорите: «Слушай, верни-ка, пожалуйста. Здесь лежали ложки-вилки, ты их забрал». А он вам говорит: «У вас требования очень радикальные, давайте начнем обсуждать какие-то более реальные требования. Вилки-ложки я вам все равно не верну, давайте, я вам подарю кастрюлю, например». Так разговор не может строиться. Если вы что-то украли, вы обязаны это вернуть.

Читайте также: У оппозиции нет серьезных лидеров


— Можно ли назвать Координационный совет оппозиции, сформированный осенью этого года, одним из главных положительных итогов проснувшегося гражданского общества в России?

— Можно сказать, что это, безусловно, важное событие, потому что это признак некой институализации, организационного становления протеста. Если первые митинги и демонстрации носили, во многом, стихийный характер, были организованы, по сути, самопровозглашенным оргкомитетом, который подвергался критике, зачастую справедливой критике, сейчас проблема легитимности внутри протестного движения более или менее решена. Координационный совет, который был организован осенью, был избран значительной частью сторонников оппозиции — в голосовании приняло участие почти 100 000 человек, и действительно, те люди, которые были избраны в Координационный совет, представляют своих избирателей. По крайней мере, теперь у нас есть ответ на вопрос, кто мы такие. Нельзя сказать, что это, бог весть, какое событие, что это неминуемо приведет теперь оппозицию к победе. Существует там много проблем, много подводных камней, но то, что это положительный момент, важный этап становления протестного движения, это безусловно.

— Какой ты видишь лично свою роль в Координационном совете?

— Я один из членов Координационного совета, и стараюсь вносить свой вклад. Сейчас, например, я сосредоточен на разработке политической реформы, уже на следующем заседании Координационного совета, я надеюсь, уже будет сформирована рабочая группа, которая, на основании моих предложений, начнет серьезную содержательную работу. Потому что, с моей точки зрения, важно загрузить Координационный совет не только работой по организации тех или иных протестных митингов или демонстраций, но и работой по формулированию некоего альтернативного конструктивного, содержательного проекта, альтернативного тому, что Путин и «Единая Россия» делали на протяжении последних 12 лет.

Также по теме: Давление на оппозицию в России

— Многие сейчас говорят о том, что митинги изжили себя. Координационный совет сейчас подал заявку на 15 декабря на новый большой марш оппозиции. В московской мэрии акция до сих пор не согласована. Какие у тебя надежды на этот митинг 15-го, и действительно ли митинги нужно продолжать?
— Митинги, безусловно, нужно продолжать, потому что это очень важный элемент законного давления на власть. Если люди снова разойдутся по домам, то шансы на перемену будут очень маленькими. Пока люди оказывают внешний импульс на политическую систему, пока сохраняется напряженность на улицах, это стимулирует власти на какие-то шаги. Если люди разойдутся, к сожалению, надежды исчезнут. Другое дело, что нельзя сводить все к митингам, есть и другие вещи. Мы будем продолжать, безусловно, митинговую активность, это один из приоритетов. 15 декабря обязательно состоится очередная акция протеста, как раз она пройдет под названием «Марш свободы» под лозунгом «Свободу политзаключенным», «Долой диктатуру», «Требуем честных выборов».

Согласование пока не получено, но я уверен, что это вопрос технический, и переговорщики, которых мы направили в мэрию, эту задачу решат. Они уже не раз добивались положительного результата. Мэрия просто очень часто затягивает этот процесс, делает это, судя по всему, специально, чтобы у нас оставалось меньше времени на оповещение людей. Но за 2-3 дня, так или иначе, я не сомневаюсь, нам удастся согласовать маршрут.

— За минувший год ты много бывал за Западе, где участвовал в разных конференциях как один из лидеров российского протеста. Как ты оцениваешь реакцию Запада на события прошедшего года в России?
— Я бы не стал преувеличивать масштаб своих передвижений по миру. Я, действительно, несколько раз был в Европе. Мне кажется это важным с точки зрения информирования даже не европейских политиков, а европейского общества о том, что происходит в России. Кажется очень важным, чтобы люди в европейских странах получали информацию не только от представителей государственной пропаганды России, но и от сторонников, представителей оппозиции. Чтобы у них сложилась более или менее объективная картина. Никакой особой помощи от Европы мы не ждем. Я смутно убежден, что демократия в России — это дело российских граждан, в первую очередь. И добиться установления демократических институтов мы сможем тогда, когда мы сами этого захотим, осознаем собственный интерес в этом. Но было бы здорово, если бы Европа занимала все-таки более последовательную позицию и не торговала принципами за российские нефть и газ. Если есть какой-то факт нарушений прав человека, то констатация этого факта не должна зависеть от поставок газа в ту или иную европейскую страну.