Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Они были антисемитами, но боролись против Гитлера

© РИА Новости / Перейти в фотобанкФюрер Адольф Гитлер и глава МИД Германии Иоахим фон Риббентроп
Фюрер Адольф Гитлер и глава МИД Германии Иоахим фон Риббентроп
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Среди участников заговора против Гитлера 20 июля 1944 года были также враги евреев и люди, ненавидевшие поляков. Тем не менее, они являются образцом для подражания. На самом деле в условиях диктатуры человеческие судьбы редко отвечают идеалу красоты.

 

Среди заговорщиков 20 июля были также враги евреев и люди, ненавидевшие поляков. Тем не менее, они являются образцом для подражания. На самом деле в условиях диктатуры человеческие судьбы редко отвечают идеалу красоты.

 

20 июля, в день 68-ой годовщины покушения на Адольфа Гитлера, на главном памятном мероприятии выступил Януш Райтер. С момента введения военного положения в Польше 1981 году он принадлежал к антикоммунистической оппозиции в Польше. С 1990 по 1995 год он был послом своей страны в Германии. Будучи поляком, Райтер долго не решался отдать должное в Берлине немецкому сопротивлению, и прежде всего его немецкие друзья советовали ему отказаться от этой непростой миссии. Они говорили ему, что это деликатная и сложная тема, и она может привести к еще большой поляризации мнений в немецко-польских отношениях.


В конечном итоге Райтер, преодолев имевшиеся сомнения и опасения, произнес эту речь (ниже она приводится в сокращенном виде). «Как раз в тот момент, когда в современной Европе появляется новое недоверие, можно понять, насколько изменились немецко-польские отношения. С польской стороны растет доверие по отношению к Германии. С немецкой стороны присутствует все больше уважения к восточному соседу, то есть именно то, чего в этих отношениях больше всего не хватало».

 

«Самая сложная речь»

 

Это самая сложная речь, которую я согласился произнести. И тем не менее я признателен за предоставленную возможность. По моему мнению, эта речь свидетельствует о зрелости польско-немецких отношений, что позволяет говорить друг с другом об этой сложной и многогранной теме.

 

Вы можете меня спросить, почему для меня – как и для многих в Польше – эта тема представляет немалую сложность. Самый простой и самый искренний ответ таков: потому что у многих участников немецкого сопротивления - а, возможно, и у большинства из них – было непростое отношение к Польше. Вопрос, который я должен был себе задать, формулировался так: могу ли я использовать эти события в качестве самого главного критерия в моей оценке тех мужчин и женщин, которые принимали участие в сопротивлении национал-социализму?

 

Нет, это был бы ограниченный и несправедливый подход. Не только потому, что имели место достойные похвалы исключения. Если я признаю, что участники немецкого сопротивления - отдельные люди, в том числе плотник Георг Эльснер (Georg Elsner), или такие группы как «Белая роза», кружок Крайзау и «Красная капелла», церковная оппозиция и, конечно, участники попытки переворота 20 июля 1944 года - заслуживают уважения, то я делаю это не потому, что они всегда находились на правильной стороне и были безупречны, а потому, что они обладали мужеством и были способны противостоять несправедливому режиму.

 

Пугающе популярная диктатура

 

Мы отдаем сегодня должное участникам сопротивления не потому, что они всегда были правы, а потому, что они решили идти против мощнейшего потока своего времени и готовы были пожертвовать своими жизнями. Сколько было тех, кто пришел к выводу о том, что осознания недостаточно и надо что-то делать? Тот, кто сделал такой вывод, был обречен на одиночество среди своего народа.

 

Эта та цена, которую должны были платить большинство противников диктатуры. Эти противники «третьего рейха» вынуждены были иметь дело с особенно «успешной» и пугающе популярной диктатурой, которая умела использовать даже свои поражения для того, чтобы удерживать население на своей стороне.

 

Их несогласие поначалу не имело политических последствий, но оно никогда не было бессмысленным. И в польской истории были неудавшиеся или даже безнадежные восстания, которые, тем не менее, занимают достойное место в национальной памяти. Ведь эффективность не является высшим критерием при оценке человеческих поступков.

 

Героические действия небольшой группы людей

 

Нам сегодня известно, что сами участники заговора сомневались в том, будут ли их действия успешными. Большинство из них понимали, что в политическом плане вряд ли можно будет что-либо изменить. Было уже слишком поздно для этого. Некоторые из них, в том числе Хельмут Джеймс граф фон Мольтке (Helmut James Graf von Moltke) и Дитрих Бонхеффер (Dietrich Bonhoeffer) были уже давно глубоко убеждены в том, что только поражение Германии позволит провести ее внутреннее освобождение и обновление.

 

В то время было уже поздно спасать честь Германии. Она уже была потеряна. Героические действия небольшой группы людей не могли очистить Германию от позора национал-социалистических преступлений. Подобного рода шанс представился позднее, спустя годы после окончания войны, после крушения Германии.

 

Только по прошествии многих лет стало понятным значение этого закончившегося провалом сопротивления: оно стало источником легитимации новой, демократической Германии. Только после этого немецкое сопротивление смогло внести своей вклад в то, что Германия стала новой страной, в то, что Германия стала лучше как страна и как общество, и это позволило потребовать вернуть ей утраченную честь.

 

Совестливость и сила характера

 

Многих членов военного сопротивления обвиняли в том, что им не хватало решительности, а также в том, что они колебались и не были способны принимать необходимые решения. Прусские офицеры, как правило, не были талантливыми заговорщиками. Тем более впечатляет совестливость и сила характера тех мужчин и женщин, которые их поддерживали.

 

Судьбы Эвальда Генриха фон Клейста (Ewald Heinrich von Kleists), заявившего о своей готовности пожертвовать жизнью, и его отца Эвальда фон Клейст-Шменцина (Ewald von Kleist-Schmenzin), пожертвовавшего своей жизнью, обладает чертами библейского драматизма. Возникает вопрос: из какой традиции черпали эти люди свою силу и способность делать такого рода выводы?

 

Среди немецких оппозиционеров можно найти целый спектр политических и мировоззренческих точек зрения. Они были детьми своего времени, и это справедливо даже в том случае, когда некоторые из них, в том числе Мольтке, опережали свое время. Мировоззрение многих из них, прежде всего представителей консервативных и военных кругов, кажутся нам чуждым, непонятным и даже шокирующим. Это совсем не идеальные герои, в этом сомневаться не приходится. По большей части это были люди, полные противоречий, как и их эпоха в целом была полна противоречий. 

 

«Очень много евреев и полукровок»

 

Что делать с подобными историческими личностями? Заслуживают ли нашего уважения имевшиеся в оккупированной Европе антисемитски настроенные спасители евреев? Да, заслуживают. Во времена тоталитарного, диктаторского правления человеческие судьбы редко соответствуют идеалам красоты готических соборов. Каждый человек, живший в условиях диктатуры, знает это. Это относится также и к участникам немецкого сопротивления.

 

Известно, что многие среди них были неспособны освободиться от традиционных антисемитских представлений. Большинство участников немецкого сопротивления следовали прусско-вильгельмовской  традиции и с презрением относились к Польше, а также к другим славянским народам. Сегодня чтение часто цитируемого пассажа из письма, направленного в 1939 году женой фон Штауффенберга (von Stauffenberg) из Польши (так в тексте, на самом деле речь идет о письме самого Штауффенберга своей жене – прим. перев.), вызывает у нас  непонимание и отчуждение: «Население – невероятный сброд, очень много евреев и полукровок. Это народ, который хорошо себя чувствует только под кнутом. Тысячи заключенных будут полезны нашему сельскому хозяйству».

 

Неприятие преступлений не исключало презрения к жертвам преступлений. Более того, голос совести по большей части быстро заглушался. Восторг по поводу военных успехов оказался сильнее. Сентябрь 1939 года был отмечен военным триумфом и одновременно означал моральное поражение вермахта.

 

Дилеммы немецких противников Гитлера

 

Феномен немецкого сопротивления очень рано стал восхищать людей в Польше. Еще в 1965 году католические епископы написали в письме своим немецким собратьям такие слова, которые можно считать самым смелым жестом примирения: 

 

«Нам хорошо известно, что очень большая часть немецкого населения в течение многих лет находилась под нечеловеческим, национал-социалистическим давлением на их совесть, нам известны чудовищные внутренние мучения, которым были подвержены честные и ответственные немецкие епископы, и в этом смысле достаточно вспомнить имена кардинала фон Фаульхабера (von Faulhaber), а также фон Галена (von Galen) и фон Прайзинга (von Preysing). Нам известны мученики из «Белой розы», борцы сопротивления 20 июля, нам известно о том, что многие миряне и священники пожертвовали своей жизнью. Тысячи немецких христиан и коммунистов разделили участь наших польских граждан».

 

Спустя пять лет появилась книга Анны Моравской «Христианин в третьем рейхе», посвященная судьбе Дитриха Бонхеффера (Dietrich Bonhoeffer), в которой автор не только представила портрет крупного теолога, но и проанализировала борьбу, а также дилеммы немецких противников Гитлера. Эта книга стала особенно важной для критически настроенных католических интеллектуалов. Тадеуш Мазовецкий, ставший в 1989 году первым премьер-министром демократической Польши, написал тогда подробную и восторженную рецензию.

 

Почему христианство не оправдало ожиданий

 

Не только политическая роль в узком смысле делала оппозицию Гитлера интересной в Польше после 1945 года. Сравнение с польским подпольным государством имеет мало оснований, поскольку оно было хорошо организовано и имело тесную связь с населением. В центре интересов польских интеллектуалов постоянно находился отдельный человек с его муками совести в тоталитарном государстве, а также с его этической ответственностью.

 

Хотя ситуация в «третьем рейхе» и была уникальной, тем не менее оппозиционным интеллектуалам в тогдашней Польше подобного рода моральные проблемы были хорошо известны. К тому же многие из них были верующими христианами, и поэтому они особенно интересовались христианами в Германии, а Дитрих Бонхеффер вообще вызывал у них восторженные чувства.

 

Особенно новым в статьях Моравской, Мазовецкого и Неселовского было не описание исторических событий, а вариант их толкования. «На вопрос о том, почему христиане в третьем рейхе не оправдали ожиданий, - подчеркивал Мазовецкий в 1971 году, - можно было бы ответить с помощью частично верного и кажущегося простым объяснения, хотя оно и несовершенно: это христианство разделило судьбу с реальностью, в которой оно было укоренено. Здесь речь идет не только о том, почему оно не выполнило свою роль в политическом плане, но также и о том, почему оно не выполнило свою роль в моральном отношении, почему христианство и его церкви не представляли собой достаточного морального противовеса».

 

Никакого отношения к Польше

 

Он продолжает: «Это вопрос о совести для христиан в Германии и для христиан вообще». Мазовецкий, а также Моравская отвергали таким образом традиционный и в то время официальный вариант толкования, в соответствии с которым национал-социализм и его преступления представлялись как «типичный продукт немецкой истории», который невозможен в другом месте и поэтому не имеет для других никакого значения.

 

При этом они прекрасно понимали, что Польша в планах немецкой оппозиции в «третьем рейхе» не занимала какого-то важного места. Только немногие люди, в том числе социал-демократ Теодор Хаубах (Theodor Haubach) и представитель партии Центра Паулюс ван Хузен (Paulus van Husen) признавали, что взаимопонимание с Польшей является необходимой частью новой ориентации Германии. Встреч немецких противников Гитлера с представителями польского сопротивления практически не было.

 

Последние также не пытались установить контакт с немецким сопротивлением. Подобного рода попытки могли поставить на карту доверие западных союзников, и таким образом эти люди могли бы попасть под еще более сильное давление со стороны Сталина.

 

Параллели с первой мировой войной

 

Тем не менее, известие о покушении в ставке «Вольфшанце» вызвало в Варшаве большое возбуждение. Руководство польского подпольного государства как раз в это время готовилось принять решение о военном восстании. Это покушение, хотя оно и оказалось неудачным, было интерпретировано как признак ослабления Германии. Если подобное толкование было верным, то это повышало шансы на успех готовившегося восстания.

 

Некоторые наблюдатели уже стали проводить параллели с первой мировой войной, которая для Польши закончилась разоружением в Варшаве немецких войск осенью 1918 года. Однако подобного рода параллели были ложными. 1 августа 1944 года началось восстание. Гитлеровская Германия, несмотря на нервозность после попытки переворота, имела достаточно сил для того, чтобы подавить это восстание, уничтожить примерно 150 тысяч человек и превратить город в призрачные руины.

 

Историк Влодзимеж Бородзей несколько лет назад написал статью, в которой он провел мыслительный эксперимент и попытался представить, как бы развивались события истории, если бы покушение на Гитлера оказалось успешным. В его вымышленной истории Европы после 20 июля варшавское восстание проходит успешно, но Польша остается разделенной страной. На ее основной части, граница которой проходит по Висле, возникает демократическое государство. Вместе с Германией оно принимает участие в европейской интеграции.

 

Символическая кульминация в Крайзау

 

Тогда как ее восточная часть оказывается под советским влиянием, и в ней правят коммунисты. Только в конце 80-х годов там, а также в других находившихся под советским контролем восточноевропейских странах происходят мирные революции, которые открывают также путь к воссоединению Польши.

 

Мы не можем сказать, как развивались бы события, если бы покушение 20 июля 1944 года оказалось успешным. Ценность подобного рода мыслительных экспериментов состоит в осознании того, что исторический детерминизм не существует. Если сравнить отношения между немцами и поляками всего несколько десятилетий назад с тем, что есть сейчас, то можно увидеть смену эпох.

 

В ноябре 1989 года эта смена эпох достигла своей кульминации в Крайзау. Церковная служба примирения, на которой присутствовали премьер-министр Мазовецкий и федеральный канцлер Коль, не случайно проходила в Крайзау. Наследие участников кружка Крайзау было признано источником вдохновения для новых польско-немецких отношений.

 

Германия стала частью Запада

 

Я нахожусь здесь для того, чтобы засвидетельствовать следующее: несмотря на всю критическую дистанцию по отношению к части идей немецкого сопротивления, я отдаю должное этой главе истории, которая столь важна для самооценки Германии. Но я также убежден в том, что Германии необходимы знание и опыт Центральной и Восточной Европы, полученный под властью Гитлера и Сталина. Не в последнюю очередь потому, что этот опыт самым тесным образом связан с немецкой историей.

 

Отношение между Германией и Польшей, а также с другими народами Центральной и Восточной Европы сегодня свободны от прошлой амбивалентности. Германия прошла долгий путь для того, чтобы стать частью Запада. Германия отказалась от традиции особого пути.

 

И Польша после многих неудачных попыток, наконец, стала частью Запада. Обе страны принимают свое место в Европе, и у них нет соперничающих между собой амбиций. Летом 1944 года, после неудачного покушения в ставке «Вольфшанце» и подавления восстания в Варшаве, даже трагедии не смогли связать оба народа.

 

Подобного рода национальные травмы представляют собой нечто весьма интимное. Поэтому я так благодарен вам за приглашение и возможность в этот день быть вместе с вами. Я понимаю и разделяю с вами этот траур и надеюсь на то, что вы разделяете мой траур, особенно в отношении жертв Варшавского восстания. Сегодня это возможно, и я вижу в этом надежду для будущего.