Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Слово «вина» в отчете использовано не будет. «Мы не прокуратура», - повторял министр Миллер. Его комиссия жестко придерживалась порядка расследования катастроф, содержащихся в приложении 13 Чикагской конвенции. Но это не освобождает ее от ясного сообщения: кто и за что отвечал до полета и в его ходе.

Отчет о расследовании авиакатастрофы, произошедшей 10 апреля 2010 года, станет экзаменом для комиссии министра внутренних дел Ежи Миллера (Jerzy Miller), польского правительства и государства. 

Комиссия должна перевести сложный технический язык пилотов, механиков и навигаторов на язык понятного сообщения. У авиакатастроф не бывает единственной причины, это цепочка событий, напоминающая домино. Мы хотим увидеть все эти костяшки домино и понять, какие из них запустили падение всех остальных. 

У комиссии еще и потому архисложная задача, что она в известной степени является судьей себе самой. В ее состав входят пилоты и военные, которые отвечают за безопасность полетов. Как здесь сохранить объективность? 

У нас сейчас горячий предвыборный период. От качества отчета комиссии Миллера зависит оценка правящих кругов. После того, как отчет будет обнародован, премьер представит свои выводы. Будут ли они касаться кого-то лично? 

Отчет будет также важным посланием правительства международным институтам. Он наверняка поколеблет положения январского (неполного) российского отчета Межгосударственного авиационного комитета. Будет ли это убедительно? 

И, наконец: это экзамен для нашего государства. «Государство не хочет услышать, что этого несчастья можно было избежать», - говорил Gazeta Wyborcza министр Миллер. Причины катастрофы, объяснял он, «сложились цепочкой подсудных упущений». Поэтому так важны рекомендации, которые будут вытекать из отчета. «Чтобы поляк был действительно "крепок задним умом"», - говорил Миллер. 

Мы ожидаем ясного сообщения об обстоятельствах и причинах смерти президента Леха Качиньского, высокопоставленных армейских командующих, политиков – 96 человек. 

Комиссия публикует отчет спустя 15 месяцев. Многие авиакатастрофы расследовались годами, а после окончательных отчетов продолжали разворачиваться споры. 

Отчет, конечно, не положит конец польско-польской войне о т.н. «правде о Смоленске». Многие, как например, Антонии Мачеревич (Antoni Macierewicz) из партии «Право и Справедливость» (PiS), его отметут. Чтобы продолжать морочить голову и пугать теориями о том, что самолет «был парализован» на высоте 15 метров. Электромагнетическим импульсом или, как он заявил вчера, «двойным ударом»? 

Отчет Комиссии по расследованию авиационных катастроф государственной авиации должен пресечь и подобные теории. Чтобы этого добиться, он должен быть свободен от пропаганды, точен и понятен.  

Особенно при том, что информационная политика военной прокуратуры, параллельно расследующей катастрофу, этих качеств была лишена. Мы целые месяцы ждали исключения версии покушения. Недавно прокуроры заявили (не дав никаких пояснений), что за 2 секунды до удара о землю в самолете отключилось электрооборудование. Это создает питательную почву для теорий заговоров, подобных теории об искусственном тумане. 

Отчет Миллера создавался в атмосфере политических дрязг. В нем не будет реакции на заявления «Права и Справедливости» о «вине Дональда Туска», вытекающей, например, из того, чтобы в апреле 2010 года были организованы два отдельных катынских визита премьера и президента. Комиссия также не даст оценки, кто отвечает за то, что было выполнено пожелание президента, чтобы вместе с ним летели все армейские командующие. Но она должна оценить, не было ли это нарушением процедур. 

Слово «вина» в отчете использовано не будет. «Мы не прокуратура», - повторял министр Миллер. Его комиссия жестко придерживалась порядка расследования катастроф, содержащихся в приложении 13 Чикагской конвенции. Но это не освобождает ее от ясного сообщения: кто и за что отвечал до полета и в его ходе. 

Мы ждем ответа, мог ли в тот трагический день Ту-154 с бортовым номером 101 вылетать в Смоленск: в свете состава экипажа, его подготовки, наличия информации об аэродроме в Смоленске и усиливающегося там тумана? 

Нельзя обойти вниманием и роль командующего ВВС генерала Анджея Бласика (Andrzej Błasik), до самого конца находившегося в кабине пилотов. Не он держал штурвал, но принимали ли пилоты, с вышестоящим начальством за спиной, решения самостоятельно? Ответить на этот вопрос поможет обнародование полной расшифровки переговоров к кабине.  

Январский отчет о последних минутах полета и переговорах на смоленской контрольной вышке не дал ответа, могли ли российские диспетчеры предотвратить катастрофу, закрыв аэродром, и были ли их действия и команды ошибочными. И можно ли отнести их к причинам катастрофы. Комиссия обязана дать нам конкретный, свободный от антироссийских фобий ответ. 

И, наконец, критический момент: последние минуты, секунды полета. Несмотря на море слов до сих пор нет вызывающего доверия ответа на принципиальный вопросы: хотели ли капитан Аркадиуш Протасюк (Arkadiusz Protasiuk) и майор Роберт Гживна (Robert Grzywna) посадить самолет любой ценой или только проверить, возможна ли посадка? Являются ли их действия результатом их собственной ошибки? Давления? Неверной информации с контрольной вышки? Или недостатков в подготовке? 

Если отчет оправдает эти ожидания, то, как сказал премьер-министр, мы будем «слушать его в молчании».