Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Страх, водка и деньги

Интервью с Анджеем Вилком (Andrzej Wilk) – руководителем Группы безопасности и обороны аналитического Центра восточных исследований

© РИА Новости / Перейти в фотобанкНа месте авиакатастрофы под Смоленском. День третий
На месте авиакатастрофы под Смоленском. День третий
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Подход к алкоголю там совсем другой. Разные народы много пьют, не только, как это иногда говорят, славяне. Но в случае России следует говорить о качественных различиях. Россияне не задумываются, смогут ли они что-то сделать, находясь под действием алкоголя. Если военный не выполнит приказ, он будет наказан, а если он его выполнит, то несущественно, в насколько ясном сознании он тогда был. Его никто там об этом не спрашивает.

- Вас удивило поведение россиян после смоленской катастрофы?

- После катастрофы в Смоленске россияне повели себя в соответствии с советским менталитетом. Я имею здесь ввиду диспетчеров. Их поведение отражало принципы "старой школы": исчезнуть, спрятаться, пропасть.

- Как понимают в российской армии военную дисциплину?

- Между Польшей и Россией есть принципиальные цивилизационные отличия. Вся российская армия, в том числе и военно-воздушные силы, это люди с совершенно иным менталитетом, который нужно воспринимать через призму некой экзотики. Им ближе к таким странам, как Китай и Индия, ближе к Азии, чем к Европе. Взять хотя бы их отношение к обязанностям. Отношения подчиненный-начальник заключаются в органическом страхе с одной стороны и презрении с другой. Впрочем, это не наследие советских времен, так было на протяжении всего существования России, по меньшей мере, со времен Ивана Грозного. 

- В этом контексте чаще всего говорят об алкоголе…

- Именно. Подход к алкоголю там совсем другой. Разные народы много пьют, не только, как это иногда говорят, славяне. Но в случае России следует говорить о качественных различиях. Россияне не задумываются, смогут ли они что-то сделать, находясь под действием алкоголя. Если военный не выполнит приказ, он будет наказан, а если он его выполнит, то несущественно, в насколько ясном сознании он тогда был. Его никто там об этом не спрашивает.

- Влияет ли это на подготовку и боевую готовность военных?


- В технических вопросах все как раз похоже на то, как происходит у нас или на Западе. Военные процедуры отрабатываются для приобретения навыков, условных рефлексов, которые влияют на принятия решений, ведь в боевых условиях нет времени на раздумья. Так что россиянам, как и всем остальным, приходится учить наизусть различные правила, которых у них, впрочем, необычайно много, а многие из них созданы будто бы только для того, чтобы их обходить – это тоже российская специфика.

 - Принимая во внимание различия менталитетов, возможно ли эффективное сотрудничество, например, в рамках Партнерства во имя мира?


- Бывают проблемы. Например, с английским. Что тут сказать? Если мы хотим с ними друг друга понять, мы учим русский и не требуем от них слишком многого. Разумеется, есть секторы российского оборонного ведомства, где со знанием иностранных языков нет никаких проблем, но, видимо, они считают, что за пределами этих специальных видов служб, это ненужно. Никто не волнуется по поводу проблем, которые возникают, например, на каком-нибудь заграничном аэродроме. 

- Правомерно ли говорить о коллапсе российских ВВС?


- Мы отмечали это лет десять назад. Тогда вся российская армия была в состоянии полного разложения, а ей приходилось оказывать сопротивление чеченскому вызову. Это была армия страны, находящейся в состоянии упадка, тотально недофинансированная, деморализованная. Из небольших средств, которые были прописаны в бюджете, армия реально получала половину, а иногда и 25 процентов. Ситуация изменилась примерно с 2002 года, сейчас можно говорить о выходе из этого кризиса. Я бы хотел, чтобы наши ВВС были в такой "кризисной" ситуации: растет объем расходов, существуют законодательные гарантии соответствующего уровня финансирования оборонного сектора. В несколько раз увеличился налет летчиков стратегических подразделений, что, разумеется, заметно улучшило их боевую готовность. Сейчас этот уровень можно сравнить со средним в цивилизованных странах.

- Финансовые расходы отражаются на подготовке российских летчиков?


- Разумеется, в России есть летчики и "летчики". Настоящие мастера и те, которым только кажется, что они что-то могут. Иногда бывает, что работающий на гражданских линиях бывший военный летчик управляет самолетом так, будто у него на борту мешки с картошкой, а не люди. Так часто бывает на внутренних рейсах. Несмотря на это они имеют большой успех, нанимаясь на работу в страны третьего мира. Но там либо не существует процедур безопасности, с которыми мы имеем дело в западных странах, либо они не воспринимаются всерьез. Одновременно услугами таких компаний, как "Волга-Днепр", в эксплуатации которой находятся тяжелые транспортные самолеты, пользуется множество разных структур, включая НАТО. Сейчас такое решение просто наиболее дешево, не приходится инвестировать в развитие собственных структур такого типа. Поэтому партнеры соглашаются на разные "особенности", например, на проблемы с взаимопониманием с россиянами или на то, что время от времени во время транспортировки в Афганистан что-то "теряется": как это случилось с частями для наших БТР "Росомаха".